При входе стояли палки и трости; с одной стороны на столах картоны с перчатками, лентами, пуговками и разными безделками; с другой духи, сигары, щетки, мыло и другие принадлежности туалета.
Эти товары занимали около десяти футов с каждой стороны лавки; остальная часть ее служила библиотекою для чтения.
В задней половине лавки поставлено было несколько стульев вокруг небольшого стола, на котором лежали газеты, и с каждой стороны дверей в нашу комнату стояли обручи, мячи и множество детских игрушек.
Дамские наряды были на руках у матушки; тетушка имела в своем распоряжении мужские, а остальная часть лавки и библиотека находились в руках обеих.
Редко случалось, что стулья у ящиков с безделками или около стола не были заняты; одни читали газеты или книги, другие разговаривали. Почти все посетители знали друг друга. Капитан Бриджмен и поручик Флет постоянно находились в лавке, и почти все офицеры Морского полка заходили к нам в продолжение дня.
Теперь я постараюсь описать общество, которое у нас собиралось.
Матушка, одетая с большим вкусом, распечатывает кипу новых книг. Тетушка Милли держит в руках кусок кисеи в пять вершков и как будто занимается работою. Мистер Флет сидит, развалясь на стуле, и смотрит на мух, летающих по потолку. Капитан Бриджмен, живой, красивый мужчина, сидит возле счетного стола против тетушки Милли; в руках у него небольшая трость черного дерева с серебряным набалдашником и необыкновенно белые перчатки. У него быстрый, проницательный взгляд, орлиный нос, тонкие губы и белые, как слоновая кость, зубы; физиономия его столько же полна огня и энергии, как она безжизненна у мистера Флета.
— Позвольте спросить вас, мисс Эмилия, — сказал капитан, показывая тростью на кусок кисеи, который она держала в руках, — чем вы занимаетесь? Этого слишком мало для какого угодно дамского наряда.
— Но довольно для манжет, капитан.
— Так вы делаете манжеты?
— Не верьте ей, капитан Бриджмен, — отвечала матушка, — она держит в руках кусок кисеи, чтобы иметь предлог не шалить.
— Я право не знал, что такая безделица может предохранить от шалостей, — сказал капитан.
— Вы знаете, капитан Бриджмен, — отвечала тетушка Милли, — что праздность есть мать пороков.
— Слышите, Флет? — сказал капитан.
— Что? — спросил Флет.
— Что праздность есть мать пороков; вы должно быть самый порочный человек.
— Я думал, — отвечал Флет.
— Вы, кажется, только недавно начали думать. О чем же или о ком вы думали?
— Я думал, много ли времени остается до обеда.
— Это очень неучтиво, мистер Флет; вы могли бы сказать, что думали обо мне, — заметила тетушка.
— Да, сначала я думал о вас, а потом об обеде.
— Не обижайтесь, мисс Эмилия; Флет делает вам большой комплимент, но я непременно хочу знать, зачем дамы напрасно портят кисею. Объясните мне это, миссис Кин?
— Извольте, капитан. Работа есть чрезвычайно важная вещь в руках женщины, когда она находится в обществе мужчин. Работа избавляет ее от труда смотреть вниз или на вас, когда вы говорите пустяки; работа мешает вам читать в глазах женщины, что происходит в ее душе, или отгадывать, какое действие произвели на нее ваши слова; работа часто избавляет и от замешательства, и еще чаще от краски; иногда женщина не знает, куда смотреть; иногда она вздумает смотреть туда, куда не нужно. Но иголка и кусок кисеи всему помогут, потому что женщина может смотреть на свою работу и не поднимать с нее глаз.
— Благодарю вас за объяснение; теперь я буду считать самым лестным комплиментом, если дама, разговаривая со мною, будет слишком прилежно заниматься работою.
— Но вы можете иногда ошибиться, капитан, — отвечала матушка, — внимание к работе может происходить от совершенного равнодушия и даже отвращения. Оно избавляет от труда быть любезною.