Так французы называли стрелков. Ублюдки всегда прятались в траве, стреляли из укрытия и ускакивали прочь. Как кузнечики.
Эро остановился. Не стоит бросаться на мост сломя голову. Даже горстка пехотинцев могла на узком мосту нанести значительный ущерб, и всего пара мертвых лошадей способна создать весьма эффективную баррикаду. Нет, сначала надо проредить ряды этих «ростбифов» и «кузнечиков», а потом он пошлет на них роту польских улан с пиками.
Пехота ненавидела улан. Эро же их обожал.
Он подозвал к себе драгун в зеленых мундирах. Драгун можно было бы назвать пехотой, все они были вооружены длинноствольными ружьями и палашами, и у Эро их было три сотни.
— Пусть слезут с лошадей, — приказал он полковнику драгун, — и выстраиваются для стрельбы. Стреляйте так, чтобы ублюдки не могли даже вздохнуть.
Он считал, что драгунам удастся заставить стрелков замолчать, хотя красномундирники, скорее всего, смогут спрятаться, присев за перилами моста. А это то, чего он и хотел.
— Вы хотите, чтобы я атаковал мост в спешенном строю? — спросил полковник драгун.
— Мост атакую я, — ответил Эро.
Драгуны заставят красномундирников сжаться, а Эро со своими страшными польскими уланами возьмет мост.
Драгуны спешились и оставили лошадей гусарам. Эро направил своего коня к ждавшим приказа уланам, одетых в темно-синие мундиры, отделанные спереди желтым, и желтые шапки. Он выбрал роту, носившую белый эполет, чтобы показать, что они были элитным подразделением, и позаимствовал пику у бойца в другой роте. Это было четырнадцатифутовое копье со стальным наконечником, добавлявшим еще полтора фута. Эро довелось видеть, как улан на полном скаку снес копьем верхушку сваренного яйца, а подставка даже не шелохнулась.
— Скоро, — сказал он полякам, делаю паузу, чтобы переводчик перевел его слова, — мы возьмем мост. Убейте всех.
Он сам поведет их в атаку, это в традициях французской армии, разве генерал Бонапарт не сделал себе имя на мосту в Арколе? А Эро хотел добавить этот мост к своим победам.
Драгуны открыли огонь, и Эро, повернувшись в седле, увидел, что «кузнечики» получают сполна. Он продел руку в петлю посередине пики. Настало время прихлопнуть врага как муху. Время побеждать.
Черт, думал Шарп, что же предпринять? Если его люди будут стоять, то подставят себя под огонь трех сотен драгун, а если пригнутся, то не смогут видеть дальнюю часть моста из-за изгиба. Они смогут сделать один залп при подходе французов, но только когда лошади будут в сорока футах от них и даже если залп убьет их, мертвые и умирающие лошади по инерции всей своей массой врежутся в пехотинцев. Шарпу приходилось видеть как это было, когда прорывалось французское карэ в битве при Гарсиа-Эрнандес. Тогда французы секунду промедлили с огнем, и мертвые лошади прошли сквозь шеренгу, как нож сквозь масло. Он стоял, привлекая поток свистящих пуль, и выдержал достаточно, чтобы увидеть эскадрон улан, скачущих к дороге.
— Проклятые уланы, — сказал он.
Он ненавидел улан.
Ему нужна была баррикада на мосту. Но телега валялась в реке, а дрова, которые можно было бы применить для баррикады, сгорели в огненном аду. Дым и угли кружились вокруг него. Верхние этажи форта обрушились, подняв до небес тучу искр. Жар пылающего форта обжигал Шарпа как кузнечный горн.
Мистер Маккеон, вооруженный мушкетом и сумкой с зарядами, присел на корточки возле обочины у ниши и поманил к себе Шарпа. Шарп подошел к нему, и шотландец ткнул пальцем в железную решетку, прикрывавшую Деву Марию.
— Ответ здесь, мистер Шарп, — сказал он.
Молитва? Шарп удивился, но затем заглянул за отколотую гипсовую святыню и увидел, что дальняя сторона часовни заполнена бутылками с вином, которые он приказал Харперу разбить.