— Легче ли, Руи? — усомнился князь. — Вокруг пирамиды целый город из мастаб вельмож. Убирать мусор придется ближе к пустыне. Кажется, там есть глубокая впадина для него. Дорожку твердую проложишь, чтобы ноги рабочих не вязли в песке.
— Носильщиков много надо, чтобы убрать эти горы насыпей, да еще облицовочные глыбы надо поднимать. Надо новых рабочих набирать.
— Видно, что эти выдохлись, у них самый тяжелый подъем, на высоту двести шестьдесят локтей. Отдам завтра приказ, чтобы сепы присылали новых людей, а этих отпустим. Ко мне завтра придешь, выберем место для сброса мусора. Да, чтобы не забыть. Острие вершины закончишь гранитной пирамидкой, и в последнем слое камня высверлите круглое гнездо, и на каменный шип насадите пирамидку, да покрепче, наверху сильный ветер. Размеры узнаешь в моей мастерской.
— Будет выполнено, как приказано, великий господин.
Хемиун устал и в сопровождении Руи начал спускаться вниз.
Прошел год. Благодаря постоянной поддержке Руабена Инар сохранил силы. Постепенно притупилось горе. Его окружала новая семья товарищей, сумевших сохранить мужество и взаимную помощь. Но бывали дни, когда он впадал в отчаяние. Тогда Руабен старался найти слова ободрения:
— Потерпи! Пройдет еще немного времени, позабудется история с храмом, ослабнет надзор, и ты будешь свободным. Сделай хорошую вещь и проси за нее свободу. А там, может быть, и я сумею помочь.
— Печально томится мое сердце, и нет в нем надежды, — угрюмо говорил Инар. — И, помолчав, продолжал: — Никогда мне не быть свободным в нашей стране. Всюду, где бы я ни был, клеймо раба, видимое каждому, сейчас же напомнит, что я всего-навсего каторжник и преступник. В нас всегда воспитывали презрение к рабам. Но только здесь я понял, что многие рабы более достойны называться людьми, чем наши высокочтимые жрецы, перед святостью которых преклоняется народ. Один Яхмос чего стоит, а ведь он собирается стать Великим Начальником Мастеров.
Инар многое передумал за это время. Прошлая жизнь казалась далеким, неправдоподобным сном. Иногда во сне он видел задумчивые глаза Тии. И тогда днем в каменной душной щели у него падал тяжелый молоток, и он, закрыв глаза, вспоминал ее. В дробном перестуке ударов, в шорохе падающей каменной мелочи он снова слышал ее мягкий печальный голос:
— Какое счастье быть с тем, кого любишь. Один только взгляд любимого человека приносит радость.
Осторожное, участливое прикосновение руки Эсхила возвращало его к суровой действительности. Он брал длинное полое медное сверло и вводил его в глубь скалы медленно и терпеливо. Стоя на коленях, он понимал, что избалованному нежному цветку, который назывался Тией, здесь не место. И нет теперь тоненькой девушки Тии. Есть молодая прекрасная княгиня Тия. И есть еще пожизненный раб Инар, с жесткими мозолями на руках, с черным измученным лицом и хмурыми глазами. Что между ними общего? И никогда, никогда не увидит он девушку, которая была его единственной любовью.
Эсхил, питавший к Инару особое расположение, заметил безразличие и душевную вялость у него. Терпеливый, видавший множество всяких невзгод в своей жизни, Эсхил не терял жизнелюбия и бодрости. Вечером он сумел найти нужные слова и ободрить Инара. На другой день скульптор сказал своему старшему другу:
— Давайте по очереди что-нибудь рассказывать по вечерам. Сначала о своей жизни, потом кто что знает. Что-то человеческое будет у нас.
Эсхил ответил после долгого раздумья:
— Согласен. Но только после подготовки. Когда по ночам на стене стоит Псару, сбор невозможен, он слышит, как кошка, и глаза вроде кошачьих, в темноте видит. Присматривайся к страже. Подготовимся и будем собираться всем стражникам, всем Псару на зло.