Хемиун сам пошел с ним во дворец.
Во дворе стоял большой караван, прибывший из Нубии. Громадные слоновые бивни, сваленные грудой на земле, стволы угольно-черного дерева, страусовые перья, мешочки с золотым песком — все это ждало своей очереди в склады и сокровищницы большого царского двора. Мимо Руабена провели дрожащих антилоп. Их кроткие влажные глаза, боязливые и выразительные, напомнили ему родные края, и сердце тоскливо сжалось.
Носилки чати остановились у широких ступеней, ведущих во дворец. Руабен прошел за князем в зал приемов, и они остановились в соседней комнате. Через высокие проемы, обрамленные колоннами, можно было видеть все, что происходило в тронном зале. Хемиун еще раз напомнил шепотом, что наблюдать царя надо так, чтобы он этого не заметил, и ушел куда-то по своим делам.
Руабен встал на указанное место и начал осторожно заглядывать в зал. В конце зала на возвышении стояло высокое золотое кресло. В кресле сидел неподвижный как статуя царь — надменный и равнодушный. Перед ним, на узорчатом полу из ярко-желтых и темно-зеленых фаянсовых плиток, лежали иноземные послы. Один из них что-то говорил.
Спрятавшись за колонну, Руабен внимательно рассматривал суровое лицо грозного владыки, сидящего боком к нему.
Скульптор испытывал чувство страха и недоумения. Ведь это было обыкновенное человеческое лицо, только очень жестокое. В его взволнованных мыслях стояло поразительно похожее лицо земляка, жившего в родном селении. Только тот был худее да ходил в истрепанной повязке. А здесь на блестящем троне восседал нарядный, холеный человек в клафте с драгоценным уреем надо лбом. Какое-то разочарование шевельнулось в сознании Руабена, но он сейчас же взял себя в руки. Лежащие на полу важные послы напомнили ему о неограниченном могуществе владыки, с которым он посмел сравнивать жалкого крестьянина. Теперь он внимательно изучал все черточки, стараясь запомнить его особенности.
Сзади послышался шорох легких шагов. Руабен повернулся. К нему подошла молодая женщина в легком прозрачном платье. Обнаженные руки ее были унизаны золотыми браслетами, на ногах блестели обручи. Дорогое ожерелье спускалось на смуглые плечи и грудь. Задорное лицо с подвижными лукавыми ямочками на упругих щечках выразило удивление.
— Что ты здесь делаешь?
— Я работаю над изображением его величества, да будет он жив, здоров и могуч!
Она задала ему еще другие вопросы. Они тихо перешептывались, когда Хемиун вернулся. Он хмуро посмотрел на обоих, дама кивнула головой князю и тихо удалилась.
Вельможа молча вывел скульптора из дворца через большой сад. Он ничего не сказал Руабену.
В другой раз, когда Руабен вместе с чати снова пришли во двор фараона, Хемиун ушел во дворец и приказал скульптору ждать. От нечего делать тот принялся рассматривать огромный царский двор. Здесь сосредоточились все хозяйственные постройки, склады для хранения разных материалов, а также царская кухня, разделенная на дома пищи.
Недалеко от него под пальмовым навесом писец принимал и записывал великолепные стволы ливанского кедра и киликийской сосны. Каждый из этих стволов подносили и складывали в штабеля рослые, плечистые рабы, и скульптор с сочувствием наблюдал, как рабы пошатывались от тяжести. Он подошел ближе. Желтые и могучие бревна еще хранили аромат смолы, наполнявший их далекие леса на хребтах Ливана. За навесами, под которыми хранились штабеля бревен и досок, располагалась мастерская. В ней делали мебель для дворца. По соседству примостился небольшой склад для слоновых бивней. А дальше склады с кожей, тканями, посудой и сокровищницы, охраняемые вооруженной стражей.
По другую сторону двора располагалась обширная кухня. Дома пищи шли рядами.