Здесь же, на песке, набрасывал острием резца силуэт быка, стирал, снова рисовал, запальчиво бросал резец, швырял с досадой мелкие камни и, с ушибленной ногой, хмурый, уходил куда-то.
Перед обедом он зашел к Руабену, с увлечением работавшему над глыбой желтого известняка, и невольно залюбовался его ловкими сильными движениями.
Почувствовав его взгляд, Руабен обратил внимание на рассеянный вид Инара и озабоченно спросил:
— Чем огорчен, брат мой?
Инар вздохнул:
— Не получаются спина и шея. Сколько бьюсь, сделать ничего не могу.
— Знаешь что? — обратился Руабен к другу. — Надо тебе сходить к Апису и посмотреть.
Инар согласился и предложил пойти вместе в храм Птаха, к жрецу Яхмосу. Друзья отпросились у начальника мастерской на полдня. Инар оживился.
Молодые люди пошли по кривым улицам района ремесленников к храму Птаха, где жил священный Апис — земное воплощение бога Птаха, покровителя ремесел и искусства. Храм находился на возвышенной площадке. За ним, за глухой высокой стеной, тянулся сад, за садом — многочисленные хозяйские постройки. Друзья вошли в боковой сумрачный проход, отделенный от площади стеной с полуколоннами. Таинственный мрак и прохлада невольно создавали настроение близости к могучим богам, чуждым мелким людским делам.
С трудом продвигались они в крутом узком коридоре, пока не уперлись в массивную дверь. Инар робко ударил молотком три раза. Минуты через две дверь открылась, старый привратник строго спросил:
— Что угодно вам от храма великого Птаха?
— Будь милостив, проведи нас, благочестивый отец, к жрецу Яхмосу, — попросил Инар. — Мы работаем над изображением священного Аписа для храма.
— Хорошо! Сейчас узнаю, может ли он вас принять.
Дверь закрылась, и они снова остались одни в прохладном сумраке узкого коридора. Минут через пять послышался шорох, и дверь тихо распахнулась. Привратник молча пропустил их. Из коридора они вошли в открытый дворик, служивший приемной при храме. Вокруг дворика шла крытая галерея, навес которой опирался на кедровые колонны, украшенные богатой резьбой. Посредине возвышался водоем, окруженный редкостными незнакомыми деревьями. Вокруг галерей росли цветы, распространявшие сильный аромат.
— Сейчас жрец храма примет вас, — сухо проговорил привратник и исчез в одной из дверей.
Друзья стояли притихшие и смущенные. Казалось, что толстые каменные стены отделили их от всего мира, а огромные колонны, уходившие вверх за навес галереи, подавляли своей величиной. Тяжелая тишина не нарушалась даже шелестом листвы. Окруженные высокими стенами деревья стояли беззвучные, словно и они боялись.
Сбоку послышался легкий шорох. Повернувшись, они вздрогнули от неожиданности. Перед ними стоял могучего телосложения молодой жрец. Белое платье четко обрисовывало в тени галереи сильное мускулистое тело. Дорогие сандалии были украшены золотыми пряжками. Тонкие сжатые губы были суровы. Спокойные выпуклые глаза испытующе смотрели на пришельцев из-под огромного лба. Руабен сжался под этим холодным, без всякого человеческого тепла взглядом. Ему хотелось убрать куда-нибудь запыленные ноги в растоптанных сандалиях бедняка, ноги, черные от загара, покрытые ссадинами, царапинами, розовыми линиями шрамов. Спина его клонилась все ниже и ниже, до самого пола. Жрец стоял неподвижно, и его молчание казалось непомерно тяжелым. После низкого поклона Инар выступил на шаг вперед:
— О праведный и благочестивый слуга нашего Птаха, да будешь долговечен, как Ра! Дозволь нам посмотреть на священного Аписа, ибо я по малости своего разума не могу дать его правдивого изображения на камне. Ты, верно, не помнишь меня, ничтожного, я был однажды здесь. Я работаю в мастерской для вашего храма.
— Да, я помню тебя и готов помочь во имя Птаха.