Салима сразу, как только ослепла, отказалась от собаки-поводыря. Собак она не выносила и не желала их присутствия в доме. Да и зачем, если рядом есть Эбби. У себя в домике Салима чувствовала себя абсолютно уверенно, прекрасно зная расположение всех вещей.
– Может, сходим куда-нибудь перекусить? – предложила Блейз, но Салима, как обычно, отказалась, не желая покидать привычную территорию. Исключение составляли лишь занятия в колледже, но тут у нее не было выбора. По этой же причине она не поехала учиться в Дартмут, несмотря на отличный аттестат. Она понимала: там ей будет гораздо труднее, тем более что Эбби не сможет поехать туда вместе с ней. А без Эбби Салиме никак. Она зависела от воспитательницы абсолютно во всем, что было одновременно и хорошо, и плохо. Блейз отлично понимала: если Эбби по какой-то причине оставит работу, для Салимы это будет катастрофа. Дочь без Эбби пропадет.
– Эбби пообещала испечь свои фирменные вафли, – совершенно по-детски сообщила Салима.
– Может, все-таки выберемся в ресторан? Например, в «Питерсонс»? – предложила новый вариант Блейз. Она была убеждена: дочери следует чаще выходить из дома, но Салима, похоже, не имела ни потребности, ни желания исследовать окружающий мир. Ей хватало стен своего домика.
– Я лучше поем здесь, – упрямо заявила Салима. Она жила в своего рода коконе, который соткала для нее мать. Эбби была счастлива находиться рядом с ней. Родом из этих мест, она никогда не уезжала далеко от дома. В Нью-Йорке она впервые в жизни побывала вместе с Салимой во время каникул. И сразу же почувствовала себя неуютно. Большой шумный город пугал ее. Салима даже была вынуждена взять на себя заботу о ней. Постепенно Эбби привыкла к Нью-Йорку, хотя на это ушло несколько лет. Но, даже приезжая туда, девушки редко выходили из квартиры.
Они смотрели фильмы на огромном экране домашнего кинотеатра. Вернее, смотрела Эбби, а Салима слушала и следила за сюжетом при помощи специального устройства, комментировавшего действие фильма. Салима обожала кино. Еду они заказывали с доставкой из ресторана. Блейз стоило немалых трудов вытащить Салиму и Эбби из дома, даже здесь, в Колдуэлле. Но что поделать? Главное, что Эбби безукоризненно заботится о ее дочери.
Эбби тщательно следила за уровнем сахара в крови, постоянно проверяла исправность инсулиновой помпы и делала для своей подопечной буквально все. Благодаря ее неустанной заботе, Салима выглядела прекрасно: неизменно ухоженная и опрятно одетая. Единственное, чего Эбби не умела, так это заплетать косы и петь. Салима безжалостно подтрунивала над ней по этой причине.
Через несколько минут Эбби пошла на кухню, где поставила на стол тарелку с горкой только что испеченных вафель.
– За это я прощаю тебе даже то, что ты не умеешь петь! – с набитым ртом заявила Салима. Вафли она поливала специальным кленовым сиропом для диабетиков. – Ты печешь фантастические вафли!
Эбби баловала ее самыми разными способами, коих было бесчисленное количество. У Блейз всякий раз щемило сердце. Эбби заменила Салиме мать, какой Блейз никогда не удавалось быть. А вот этой забавной женщине удалось.
Блейз обитала в другом, огромном мире, в котором она не любила рассказывать про дочь. Нет, она не делала секрета из того, что дочь у нее есть. О чем Блейз предпочитала не распространяться, так это о ее болезни и слепоте, держала Салиму как можно дальше от досужей прессы. Дочь была уязвимым местом Блейз, и она всячески пыталась оградить их обеих.
С нее довольно того, что у Салимы диабет и она слепа. В свое время это разбило сердце и ей самой, и Гарри. Тот так и не смог свыкнуться с этим ударом. Вместо того чтобы смириться с тем, что у него слепая дочь, и как-то с этим жить, он сбежал в буквальном смысле слова и почти не виделся с ней. Для него это, видите ли, слишком мучительно. Впрочем, он посылал ей поздравительные открытки на день рождения и поручал Блейз купить ей от него подарок на день рождения и на Рождество.
Он не знал, что ей нужно, особенно когда Салима была маленькой, да и слепота дочери смущала его. По этой причине он сам не покупал ей подарков, а поручал сделать это Блейз. Та послушно выполняла его поручения. При этом она всегда говорила Салиме, что эти сказочные подарки ей сделал отец, – например, куклы, с которыми она обожала играть в детстве, хотя и не могла их видеть. Дочь была такой же, как и все остальные дети. Когда же Салима стала старше, ей стали нравиться другие вещи: диски с музыкальными записями, кожаные куртки. Когда ей исполнилось восемнадцать, Блейз купила парку с меховой опушкой, которую дочь с тех пор постоянно носила.
Увы, несмотря на всю его щедрость, отец почти не приезжал к ней. Это было главное разочарование ее жизни. Салима редко говорила об этом и, похоже, смирилась, но всякий раз, когда имя Гарри всплывало в разговорах, Блейз замечала, как это ранило дочь. Она тщетно пыталась объяснить это Гарри. Тот отвечал, что это выше его сил.
Отцовство давалось ему тяжело, не говоря уже о том, чтобы быть отцом незрячей дочери. Ему было легче сделать вид, что ее просто не существует.
– Чем ты хотела бы заняться? – спросила Салиму Блейз, пока Эбби ставила тарелки в посудомоечную машину, которую она им купила.
– Может, посмотрим фильм? У меня есть новые диски. – Больше всего на свете Салима любила мюзиклы. Такие шедевры, как «Энни», «Мамма Миа!», «Мэри Поппинс», «Звуки музыки», она «смотрела» уже сотню раз, подпевая звучавшим в них песням.
– А не лучше ли подышать свежим воздухом? – предложила Блейз. – Фильм ты можешь посмотреть и без меня. Сегодня такой прекрасный день.
Буквально в каждый свой приезд Блейз сталкивалась с нежеланием дочери выходить из дома.
Салиму было невозможно вытащить из ее уютного гнездышка, даже если речь шла о короткой прогулке по территории школы. Она не любила выходить из дома без особой необходимости. Эбби шла у нее на поводу и нисколько не возражала, чтобы не огорчать свою подопечную. Салиме же нравилось безвылазно сидеть в своем домике. Она покидала его лишь затем, чтобы отправиться в колледж.
– Расскажи мне лучше о своей поездке, – попросила Салима, меняя тему разговора, чтобы избежать прогулки. Впрочем, ей действительно было интересно. Блейз поведала ей о двух последних интервью и о том, сколь интересными оказались оба ее собеседника. Рассказала про Дубай, про то, что видела там, и даже продемонстрировала Салиме браслет от «Картье», для чего протянула руку, чтобы дочь пощупала подарок.
– Похоже, это очень дорогая вещь, – прокомментировала Салима. – Не иначе как ты ему понравилась.
– Нет, он просто очень щедрый. На Востоке так принято. Кстати, с чего ты взяла, что браслет дорогой? – полюбопытствовала заинтригованная Блейз.
– Он массивный, и на нем есть бриллианты. Такие вещи дешевыми не бывают.
– Верно, не бывают, – с улыбкой согласилась Блейз.
– Принц красивый?
Салима обожала слушать рассказы матери о ее путешествиях. Она была ярой поклонницей талантов тележурналистки Блейз Маккарти. В свою очередь Блейз не уставала восхищаться дочерью. Салима с самого раннего детства была незаурядным ребенком. Блейз сильно переживала из-за равнодушия Гарри. Впрочем, и она сама проводила с дочерью слишком мало времени. А ведь время идет, и упущенного не наверстать.
– Он очень красив и необычайно умен, – ответила Блейз, описывая саудовского принца.
– И ты ему понравилась, мам? – поддразнила ее Салима, главным образом, из-за браслета. Но она точно знала, что ее мать красавица. Так говорили все.
– Нет, я лет на десять-двенадцать старше и не могу быть предметом его интереса. И вообще, у него три жены. Для меня это слишком много.
Салима была в курсе ее романа с Эндрю Вейландом. Знала о том, чем этот роман обернулся и почему. Она встречалась с Вейландом, и он ей понравился. Не понравилось другое – то, как резко оборвались его отношения с ее матерью и как бесчестно он себя повел. В то время Салиме было четырнадцать. Несколько месяцев, если не целый год, голос матери звучал так печально, что сердце Салимы разрывалось от жалости.
У самой Салимы в школе было несколько увлечений, но теперь все мальчишки были для нее слишком юны и не способны на серьезное чувство. Поступив в колледж, она ни с кем там не познакомилась. Все свое время она проводила с Эбби. Они либо ехали в школу или из школы, либо сидели дома.
Салима была страшно застенчивой. Со зрячими людьми она стеснялась того, что слепа. К тому же единственные зрячие люди, с которыми она раньше имела дело, были взрослые, ее учителя, а не дети. Это был главный недостаток школы для слепых. Салима не имела представления о том, как вести себя с другими зрячими людьми. Все ее одноклассники были лишены зрения. Последние одиннадцать лет, с тех пор как ее в восемь лет отдали в школу-интернат, это был весь круг ее общения.