Только тогда Мармузэ пришли на память слова барона Генриха С, сказанные им своему собеседнику в театре.
Он отправился к барону, которого застал уже при смерти, и, рассказав ему все, что произошло с Монжероном в эту ночь, добавил:
— Она, эта женщина, вооружила его против вас. Прошу вас именем самого Бога сказать мне ее настоящее имя.
Барон приподнялся, глаза его сверкали, как раскаленные уголья, и вдруг он снова упал навзничь, успев только прошептать: прекрасная садовница.
На другой день после этого Мармузэ, взяв слово со своего знакомого маркиза С. в том, что тот поможет ему в одном деле, отправился на Елисейские поля, № 96, где жила виновница этой ужасной дуэли.
Она действительно созналась, что ее зовут прекрасной садовницей и что она была причиной смерти и Монжерона и барона Генриха С.
Тогда Мармузэ стал допытываться у нее относительно исчезновения маркиза де Моревера.
— Послушайте, — сказала она, — история Моревера длинна, я записала ее.
— А!
— Рукопись лежит там.
И при этом она указала на маленький столик, стоявший в промежутке между двумя окнами.
— Если вы мне не верите, — добавила она при этом, — то отворите его сами.
Сказав это, она подала ему ключик.
Мармузэ прежде всего запер будуар, где они находились, на ключ и положил его в свой карман, а уже затем подошел к столику и отпер его.
— Видите ли вы ящик налево? — спросила прекрасная садовница.
— Да.
— Ну так она там.
Мармузэ, не подозревая ничего, взялся доверчиво за пуговку ящика и потянул ее к себе.
Вдруг раздался выстрел и вслед за тем из стены выскочили два железных толстых прута, которые обхватили Мармузэ, как руками, и приковали его к столу.
Выстрел произошел от нажатия на капсюль, положенный в ящичке и начиненный гремучим составом.
Этот стол был западнею для воров.
Мармузэ вскрикнул от бешенства, а прекрасная садовница ответила ему громким хохотом.
— Теперь вы в моей власти, — сказала она, — и мне стоит только произнести одно слово, чтобы вас не было в живых… Но мне жаль вас, и я вам даю тот же совет, который я давала виконту де Монжерону: не мешайтесь никогда в мои дела.
Затем прекрасная садовница подошла к стене и исчезла в потайной двери, а Мармузэ остался один, делая напрасные усилия, чтобы освободиться из этих железных клещей.
Свечи горели ярко и освещали все углы будуара.
Вдруг Мармузэ заметил, что в одном из углов, из-под пола, поднимался какой-то беловатый пар, как будто выходила струйка дыма от сигары.
Вскоре эта струйка увеличилась и приняла размеры облака, которое, в свою очередь, стало разрастаться все больше и больше.
Мармузэ с удивлением видел, как оно выросло до потолка и стало приближаться к нему.
Вскоре оно охватило камин и свечи, которые превратились в две туманные точки.
Дыхание Мармузэ стало тяжелее. Туман проникал в него сквозь все поры его тела.
Наконец его глаза закрылись.
В эту самую минуту железные клещи раздвинулись и возвратили ему свободу.
Однако, несмотря на это, ему и в голову не приходило воспользоваться этой свободой и бежать.
Он сладострастно растянулся на ковре под влиянием ласк этого таинственного тумана.
На другой день после этого Мармузэ открыл глаза под открытым небом, посреди пустого дровяного двора. Тогда в душе его проснулось чувство сильной злобы.
Эта женщина насмеялась над ним так же, как над Монжероном, над бароном Генрихом С. и, может быть, над несчастным Моревером.
— Но ведь я ученик Рокамболя! — вскричал Мармузэ с гордостью. — Увидим, прекрасная садовница, чья возьмет.
Затем он немедленно вернулся домой, где его уже нетерпеливо ждала Ванда, так как они должны были вскрыть в эту ночь конверт с завещаниями и инструкциями Рокамболя.
— Что с тобою случилось, что ты забыл волю господина? — спросила она.