Если бы он выспался в прошлую ночь, то сегодня вряд ли ему удалось бы сомкнуть глаза.
Тишина на палубе говорила о том, что солнце зашло и люди на корабле легли спать. Ако сидел в углу каморки и думал о родном острове, о великой тревоге, с какой племя теперь обсуждало его судьбу. Нелима… нет, об этом лучше вовсе не думать, а то ему хотелось снова вскочить, колотить ногами в стены своей клетки, кричать и неистовствовать. А этого делать нельзя, иначе ему будет плохо. Ако стал думать о другом. Они, верно, уже заехали за край света и находятся теперь там. Его окружал таинственный мир чудес, полный неведомых страхов и прелести новизны.
По временам Ако удавалось задремать, но в следующее же мгновение боль в плечах заставляла его проснуться. С потолка на него капала слизь, она стекала по ранам, то успокаивая, то причиняя еще более острую боль.
Так прошла ночь. Потом на палубе опять раздались шаги, послышались голоса чужеземцев, перебранка, грубый смех. Корабль слегка покачивало на волнах.
Кто-то, словно предупреждая, постучал в дверь каморку Ако. Щелкнул замок, лязгнул засов. Яркие лучи залили каморку, и Ако должен был на мгновение закрыть глаза, чтобы привыкнуть к внезапно ворвавшемуся свету.
Тот же самый мужчина, что вчера избивал Ако узловатой плетью, стоял в дверях и заспанными глазами рассматривал пленника. Сегодня у него в руках не было плети, и он не казался таким свирепым, как вчера. С минуту понаблюдав за островитянином, он поманил рукой Ако, приглашая его выйти из каморки.
— Ну, иди, иди — да раскачивайся поживее! — зарычал он, когда Ако все еще медлил последовать его приглашению. — Что белый человек прикажет, то ты и должен делать. Белый человек всегда добьется своего.
И чтобы доказать, что он не замышляет против узника ничего плохого, боцман настежь распахнул дверь и отступил на несколько шагов назад. Тогда Ако поднялся на ноги и, словно затравленный дикий зверь, нюхая воздух, озираясь по сторонам, медленно подошел к двери. Канатный ящик, где он сидел, находился под полубаком. Из двери вел узкий полутемный проход. Свет проникал через открытый на верхней палубе люк, откуда спускался вниз узкий крутой трап. Боцман указал Ако на трап и ободряюще покивал головой.
— Ступай наверх да не упрямься. Первый припадок дури у тебя уже прошел. Теперь будем делать из тебя человека.
Упругими, кошачьими шагами добежал Ако до трапа и взбежал наверх. Просунув голову в отверстие люка, он еще немного помедлил, недоверчиво осмотрелся кругом и только после этого вылез. Тут и там неподалеку от Ако стояли белые люди. Попыхивая трубками, они спокойно и сдержанно смотрели на островитянина. Капитан приказал не делать ничего такого, что могло бы без надобности потревожить пленника. Взор Ако тотчас же скользнул по морю, отыскивая на горизонте очертания берегов Ригонды, пироги островитян. Но он ничего не увидел. Вокруг корабля расстилался океан, волнистая водная ширь да синее небо. Так было там, где занималось утро, так было со всех сторон.
Первой мыслью Ако было бежать, броситься в море и уплыть. Если бы он заметил на горизонте хотя бы малейшие признаки берега, ничто не удержало бы его на палубе — теперь, когда ему была возвращена свобода движений. Но белые люди, видимо, знали, что делают, разве иначе они выпустили бы Ако из темницы. Может быть, они именно того и хотели, чтобы Ако прыгнул в море, — тогда бы он погиб. Они позволили ему дойти до борта и оглядеть морской простор. Они ничего не сказали, когда Ако, не найдя на горизонте того, что искал, перешел к другому борту. Они только посмеивались, когда юноша взобрался на ванты мачты и продолжал оттуда разглядывать море. Все это время Ако жадно вдыхал свежий, чистый воздух.