Несмотря на ограниченное удовлетворение, чувствовали мы себя счастливыми. Пока Любава подыскивала работу, мы встречались едва ли не каждый день. Ездили по моим скорпионьим делишкам. Обедали в каком-нибудь ресторанчике. Ходили в кино, в музеи, на выставки. А то и просто гуляли без всякой цели.
Я кое-что понял: секс – важная часть человеческих отношений. И все же любовь без секса лучше, чем секс без любви. Главное – нежность. Она согревала, текла сквозь наши тела, когда мы брели в обнимку, и наши души были – одно.
Но однажды мне пришлось усомниться в достаточности нашей гармонии. Мы как всегда погуляли, а потом я подвез ее к дому мамы. Уже покинув машину, она попросила купить воды. Я дошел до палатки и выполнил просьбу. Оказалось, это не банальная жажда. Порывшись в сумочке, Любава достала упаковку таблеток, выщелкнула, запила, проглотила. И тут в глаза ударила надпись – «Релаксам».
– Зачем ты пьешь эту гадость?!
– Это легкое успокаивающее.
– Мне ли не знать! Эту отраву распространяет моя жена!
– Вот как? Очень мило с ее стороны.
– Это одурманивание! Наркотик! И не заметишь, как втянешься, а потом не сможешь без этих таблеток жить!
– А что мне еще остается делать?
В медовых очах я увидел черную боль. И уже понимал, что за болью скрывается. Но я не мог предложить ничего определенного. Просто пролепетал:
– Любава, не надо…
– Тревожно мне. Сколько это может тянуться?
– Что именно?
– Наши невыносимые встречи.
Я с тоской посмотрел в небо.
– Молчишь? – Ее голос дрожал. – А я даже не знаю: собираешься ты уйти от жены или нет?
Инцидент жестко припер меня к стенке. Ребро вопроса резало душу. Раздвоенность стала мучительной, с жизнью несовместимой. Требовалось решение. Но какое? И как?
Вечером я сидел у кроватки нашего Малыша. Жена по обыкновению задерживалась. Как примерный отец я заботливо укладывал девочку спать, ломая голову, что же мне теперь делать. Каждое лето мы отвозили ее на дачу. То к одним дедушке с бабушкой, то к другим. Пусть, мол, поживет на природе, да порадует стариков. А заодно и мы с женой отдохнем от обузы. Вот и новое лето…
Кощунство, но это правда: Малыш – обуза. Наверное, я – ужасный отец. Всякий раз, когда удавалось ребенка сплавить, я испытывал тайное облегчение. А теперь она не просто обуза – якорь. Эх, да если бы не Малыш, так легко было бы поднять паруса и поплыть в направлении зова сердца. Но куда деть беспомощное существо, к которому я не чувствую ничего, кроме жалости?
Дети, как правило – это ошибка.
– Ты спишь?
Тут же открыв зоркие глазки, она вцепилась мне в руку. Всегда за меня держалась до момента, пока не уснет, и сердилась, если я высвобождался чуть раньше. Вот уж четыре года.
– Малыш, я должен тебе кое-что сказать… Ты еще маленькая, но все уже понимаешь… Дело в том, что мы с мамой… не можем жить вместе… Так бывает. Наверное, нам придется… расстаться… Ты не бойся, мама хорошая, она всегда будет с тобой, да и я тебя тоже не брошу. Но жизнь так устроена, что, возможно… мне придется… уйти.
– Я уйду с тобой.
О господи…
10
Внезапно выяснилось, что Кеша улетает. «СП» он так и не создал. Я так и не понял, в чем состояла его миссия. Не это главное.
За суетой мы так и не поговорили по душам.
И все же накануне вечером он пришел в лабораторию. Принес литруху виски. Я был за рулем. Он грамотно провел переговоры, и я стал пешеходом. Поглядывая сквозь стакан, я белой завистью ему завидовал: в свободную страну летит свободный человек. Все у него «ноу проблем». Чего не скажешь обо мне, м-да уж.
– Сваливать не собираешься? – Он словно мысли читал.
Я кисло усмехнулся. Отрицательно покачал головой. Выбор насчет «сваливать» или «остаться» каждый сделал еще в начале лихих девяностых. С той поры кое-что прояснилось. Например, что в Америке жизненный уровень действительно выше нашего. Как и то, что, прозябая между бедностью и нищетой, у нас люди тоже продолжали, в общем-то, жить. А равно и то, что в самовлюбленной чужой стране ты всегда будешь человеком второго сорта. Зато здесь, не питая симпатии к государству, можно быть злым и гордым самим собой.
Кеша долго смотрел поверх моей головы. Я оглянулся. Со стены «тыкал» красноармеец.
ОНТОГЕНЕЗ ЕСТЬ КРАТКОЕ ПОВТОРЕНИЕ ФИЛОГЕНЕЗА.
– Не задумывался, что это значит? – Кеша сощурился.
Что тут мудрить? Это известно любому биологу: развитие особи есть повторение развития вида в целом.
– Это значит, – Кеша прицелился в меня пальцем, – каждый из нас лично повторяет судьбу страны! – Он вытаращил глаза. – Россиянин – России, Американец – Америки. Соображаешь, о чем я толкую? Я говорил это раньше и утверждаю сейчас. Оставаться здесь – гиблое дело!
– Ну, я не стал бы обобщать… Смотря, как устроишься… С филогенезом, конечно, некоторую параллель провести можно. Но насчет гиблого дела… Видеть будущее может только Бог.
– Бог умер еще в девятнадцатом веке! Ты что, не читаешь книжек? Ученый…
Так мы потихонечку набирались, потягивая виски, рассуждая то о политике с экономикой, то о религии с философией, то снова о биологии, то черт-те о чем еще. Наконец добрались до неизбежной мужской темы – бабы.
Я сболтнул о моем романе. Не стал, правда, ему уточнять, что речь идет о жене Андрона. Однако признался в наличии запретной любви. А так же в мучительном желании свалить из семьи.
– Глупо, – отрезал Кеша.
– Может и так. Но другого выхода я не вижу. Знаю, тебе это кажется смешным, ты-то в любви не нуждаешься.
– Ну почему же? В любви нуждается всякая тварь. Только давай разберемся, что такое любовь…
По Кеше, любовь – это взаимное притяжение между двумя людьми. Это обмен энергией, которую каждый добровольно дарит другому. Суммируясь, этот обмен усиливает влюбленную пару, что дает импульс к созданию новой, совместной жизни. Любовь заканчивается, когда обмен перестает быть паритетным. Баланс нарушен, и поток становится однонаправленным.
– Обмен энергией превращается в высасывание! – подхватил я.
– Именно! Отсюда и твое стремление к бегству…
По Кеше, то, что начинается как притяжение, рано или поздно выливается в борьбу. Конечный мир возможен только в случае, если мужчина всю свою жизнь согласен сложить к ногам женщины. То есть, покориться. Но покориться – участь раба. Мужчина не может с этим смириться. Поэтому однажды возникает желание свободы. Что на деле означает, увы и ах, готовность к новой любви.
– А вдруг, я встретил любовь на всю жизнь?
– Возможно. Но проблема в том, что мужчина и женщина понимают любовь по-разному…
По Кеше, женщина дает мужчине тот минимум энергии, который позволяет ей к себе привлечь – наживка на крючке. Ей же требуется завладеть всей энергией своего мужчины. На первый взгляд, это кажется несправедливым. Но, если женщина будет отдавать мужчине ровно столько же, сколько она у него взяла, ничего не останется на продление рода. А ведь в этом ее биологическая миссия! Закон природы: мужчина – донор, женщина – акцептор. Таков жизненный вектор перемещения энергии. Но личные цели мужчины и женщины никогда не совпадут, как не совпадут мужской и женский генотипы, где, как известно, по двадцать две одинаковые хромосомы, и лишь одна слегка другая. Вся разница – в маленькой приставочке.
Кеша придерживался биологической обусловленности. Я больше склонялся к романтической неизбежности. Спорили. В отсутствие женщин двое мужчин занимались антагонизмом. Уровень виски между тем убывал.
Неожиданно Кеша приблизился:
– Слушай, дружище… А продай мне бойца-победителя.
– Не понял?
– Ну, скорпиона-воина… с которым ты выиграл финал.
– Откуда т-ты знаешь о воине?
– Андрон рассказал.
Как-то все это мне не понравилось. В дружелюбных глазах мутно темнело второе дно. Искренность всего предшествующего разговора вдруг показалась личиной коварства.
– Т-ты на кого р-работаешь, гад? На Це-Ре-У?
– С ума сошел?
– Не-ет, я нормальный… Давай н-назовем вещи своими-менами: идет-третья м-мировая война… Вы… вы хотите сделать из нас-с-сырьевой придаток! Хотите вы…вы…высосать!
– Я хочу оставить память о дружбе!
– А п-почему ты предложил мне деньги?
– Но ведь я… ты… мы с тобой… Скорпионы – это же твой бизнес.
– Б-бизнес? Дружба – бизнес?.. Ах-ты-морда-ты-американская!
Я неприязненно уперся башкой в его умный лоб. Он держался, не отступал ни на шаг. Мы стояли, покачиваясь, буравя друг друга глазами. Наконец, надоело. Я налил. Мы чокнулись.
Вспоминаю себя уже на улице. Почему-то опять говорили о бабах: без них хорошо. Самолет улетает утром. Обнялись, троекратно облобызались. А потом разъехались. Он – на такси, я – на метро.
Вагон качался. Единичные пассажиры сидя дремали, доживая усталость дня, перевалившего за полночь. Меня все время клонило к сидушке. Но я не спал. Моя мысль пульсировала под грохот колес.