Маэстро им был бы в самый раз.
Нахожу его, знакомлю. Маэстро произвел впечатление, и к тому же он готов работать.
Французы желают, чтобы он «надул» кого-нибудь в порту на морвокзале. Перед скрытой камерой.
Подгадываем момент, когда в порт приходит «Собинов», договариваемся со спецслужбой, устраивающей рейд на морвокзале каждый раз, когда приходят суда, чтобы нашего исполнителя не трогали.
Французы показывают, в какое место Маэстро должен подвести клиента, чтобы оказаться в кадре. На теле, под рубашкой, прячут радиомикрофон и отпускают на охоту. Договорившись, разумеется, о гонораре. Деньги клиенту после съемки, само собой, вернут.
Маэстро ловит клиента, таскает по всему морвокзалу. Французы нервничают: что он тянет.
– Так положено, – успокаиваю. А самого терзают грустные предчувствия.
Маэстро с клиентом где-то в морвокзале. (Группа расположилась на площади перед вокзалом.)
Переводчица, на которой наушники радиоприемника, краснеет, меняется в лице. Беру наушники, слушаю. Маэстро с клиентом – в туалете. Ярко представляю картину: стоят рядом у писсуаров. Слышно четко (микрофон фирменный), как мочатся, пукают, при этом беседуют по душам. Все пишется на пленку.
«Кинул» наш герой фраера где-то в закутке. Как исчез с морвокзала – неизвестно. Мы вроде выход контролировали. Микрофон передал через оперативника. Того самого, которому запретили Маэстро трогать. Хорошо, хоть так. За микрофон я больше всего и переживал. Знал бы Маэстро, что эта штучка пять тысяч долларов стоит!
– Да пошли они, – это он о французах потом, при встрече. – Что мне их полтинник. С человека семьсот поимел.
Между прочим, французы деньги потерпевшему не вернули. Перед оперативниками мы с Милкусом отдувались.
Но сказать, что истинный аферист – человек без совести...
Была еще ситуация, когда мы с Маэстро оказались в достаточно тесном закрытом помещении. В компании с другими нескучными людьми. С непростыми, жесткими людьми.
И был среди этих людей один странный, тихий, с тяжелым спокойным взглядом.
Молодняк шустрый в блатных вдохновенно играет. Всех достает. Этого, хоть он и тихий, не трогают...
Я и раньше не был, и сейчас не уверен, имею ли право рассказывать об этом человеке... об этом эпизоде. Но и не рассказать нельзя...
У этого невероятно спокойного мужчины, назовем его – Вадим, были скрючены кисти рук. Именно скрючены, как будто их уродовали. Как это случилось – не интересовались. Не потому, что публика деликатная, а потому, что мужичок явно не из тех, у кого спросишь. Даже если ты – «крутой».
Но однажды Маэстро мне открылся.
Получил Вадим пятнадцать лет. Из них пять лет «крытой». Хуже не бывает, да и столько мало кто выдерживает. Жил достойно, в уважении. Но в какой-то момент дрогнул. Хапнул чью-то пайку. Втихаря. Соседи по нарам поймали момент, когда он сидел за столом. Одновременно двумя ножами прибили кисти к столу. И трахнули всей камерой.
По воровским законам, если в компании «опущенный», тот, кто знает, обязан предупредить. Смолчит – у самого будут крупные неприятности. Маэстро смолчал.
...Я называю Маэстро учителем. Это не значит, что он поучал или даже что-то показывал. В этом мире учатся сами. Учителя те, кто позволяет учиться. А ты, если хочешь набраться ума, прислушивайся, наблюдай, не пропускай мимо ушей и глаз. До многого доходи сам.
Например, Маэстро рассказал, как его по молодости обыграли на фосфоре. Сам он играл на «вольте». Уже тогда его коронный трюк. И проиграл.
Потом, сам доходя, у людей уточняя, я выяснил, что значит – фосфор. Игрок держит под рукой, или в кармане, или прямо на виду губку, пропитанную бесцветным влажным соединением фосфора. Якобы смачивает пальцы, чтобы удобней играть было. (Многие картежники пользуются влажной губкой.