Все трое еще предавались безудержному хохоту, когда к ним присоединился Рекс, тихо подошедший по проселку и, темным, неожиданно высоким силуэтом отделившись от общей тени деревьев, выросший перед веселой компанией, словно из-под земли.
Первой узнала его Фенела и почувствовала, как рванулось в груди сердце — ему навстречу. Спустя мгновение Рекс уже шагал в ногу со всеми, взяв Фенелу под руку и нащупывая пальцы девушки в уютной теплоте ее кармана.
— Кажется, вы решили улизнуть под благовидным предлогом? — заметил он.
— Просто подумали, что обидно пропускать такую чудную ночь, — отозвалась Фенела.
— Что ж, вы совершенно правы, — поддержал он. — Что может быть прекраснее тихого английского вечера, когда луна только что взошла, блещут звездные россыпи и сочный, густой аромат поднимается от земли?
— Меня всегда интересовало, чем же все-таки пахнет земля? — сказал сэр Николас.
В его голосе вновь послышалось легкое заикание, и Фенела догадалась, что с появлением Рекса уверенность покинула молодого человека.
— Трудно найти точное определение действительно значимым вещам, — увлеченно продолжал Рекс, — так же как, например, нет точных слов для выражения любви или ненависти, счастья или скорби. Подобные явления просто ощущаются человеком.
Фенела почувствовала, как пальцы Рэнсома сильнее стиснули ее собственные, и тут же — она и сама толком не поняла, как это получилось, — Николас и My брели уже где-то далеко впереди, а спустя еще несколько мгновений они с Рексом оказались наедине.
— Иди сюда, — позвал он. — Я так хочу.
Он потянул ее прочь с дорожки прямо на траву и там, скрытая в тени огромного дуба, она очутилась в его объятиях.
— Это безумие! — запротестовала девушка. — Они хватятся, а нас нет…
— Какая разница? — удивился он. — И вообще, какое нам дело до всех остальных?
Он целовал Фенелу, и она чувствовала, как постепенно ее охватывает ответное пламя. Она задрожала, потому что была не в силах противиться мужчине, сжимающему ее в своих объятиях, и лишь теснее прижималась к нему.
Он обвивал ее своими руками, стискивал все крепче и крепче, пока она не почувствовала, что последнее дыхание покидает ее тело, оставляя его безвольным, послушным безумию чувств, полуобмороком охвативших ее.
— О, любовь моя! — шептал он. — Я сгораю от желания прикоснуться к тебе! Кажется, уже столетия прошли с тех пор, как мы были вместе и я целовал тебя в последний раз, в последний раз чувствовал тебя вот здесь, близко, рядом с собой! Я хочу прикасаться к тебе, я хочу сказать тебе, что ты моя, ты принадлежишь только мне!
И в этот момент восторга и несказанного счастья в сознании Фенелы вдруг всплыла тошнотворная мысль: ведь всего лишь несколько минут назад он прикасался к Илейн!
Да, для него эти прикосновения не значили ровным счетом ничего — уж ей ли не знать! — и тем не менее Фенела очень живо представила себе, как эта ладонь — ладонь, обнимающая ее сейчас с такой любовью, с такой жаждой, яростно зажимала разинутый рот Илейн; девушка почти наяву представляла себе, как Рекс силой волочит Илейн к двери, обращаясь с этим тонким, извивающимся телом с грубостью, граничащей с насилием.
«Ох, нет, не думать об этом!» — твердила себе Фенела.
Однако ей все не удавалось стряхнуть навязчивые образы, они роились перед глазами, тянулись костлявыми пальцами к ее новому счастью и мучили, и теребили его, пока оно не начало съеживаться, угасать — беспомощное, дрожащее, беззащитное.
— Рекс, мне страшно.
Девушка выдохнула эти слова почти беззвучно, но он услышал.
— Я знаю, милая, — сказал он. — Но не позволяй страху овладеть тобой. Я заберу тебя прочь от всего этого. Завтра же утром повидаюсь с твоим отцом.
Фенела издала протестующий возглас.
— Нет-нет, я решил, — настаивал он.