Я провел рукой по лицу.
– …и я просто пытаюсь быть осторожным, ладно?
Мне захотелось хорошенько себе врезать. Я вел себя как последний трус. Все, что я сказал, было правдой, но какой-то убогой правдой. Дело было не только в том, что я знал ее много лет. Нет, мне хотелось узнать ее как можно ближе, именно такой, и посвятить ей еще долгие годы.
Ханна на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, взгляд ее вильнул в сторону и уперся в какую-то неопределенную точку.
– Ладно, – пробормотала она.
– Точно?
Тут она наконец-то взглянула на меня и улыбнулась.
– Ага.
Ханна кивнула и развернулась, давая понять, что нам пора двигаться. Вскоре наши подошвы уже шлепали по мокрому асфальту. Мы бежали легкой трусцой, хотя я так и не понял, чем закончился наш разговор.
Погода была превосходная впервые за долгие месяцы. Несмотря на то что температура вряд ли поднялась выше пяти градусов, в воздухе чувствовалась весна. Небо было ясным: ни туч, ни серых теней, один лишь свет, солнце и чистый морозный воздух. Но не успели мы пробежать и трех кварталов, как мне стало слишком жарко. Чуть замедлив шаг, я стащил через голову свою толстовку с длинными рукавами и обвязал вокруг талии.
Я услышал, как ботинок стукнулся о тротуар, и прежде чем я понял что происходит, Ханна уже растянулась на дорожке. От удара она громко охнула.
– Господи боже, ты в порядке? – воскликнул я, опускаясь рядом с ней на колени и помогая сесть.
Несколько долгих секунд Ханна не могла вздохнуть, а когда все же сумела, вдох был шумный и отчаянный. Терпеть не могу это ощущение, когда из легких как будто вышибают весь воздух. Она споткнулась о широкую трещину в асфальте и упала тяжело, прижав руки к ребрам. Одна штанина порвалась на колене, и Ханна держалась за лодыжку.
– Оу-у-у, – провыла она, раскачиваясь.
– Вот дерьмо, – выругался я.
Одну руку я просунул ей под колени, второй обнял за талию.
– Давай-ка доставим тебя домой и положим на это лед.
– Я в порядке, – выдавила она, стараясь оттолкнуть меня и помешать взять ее на руки.
– Ханна.
Отмахиваясь, она просила:
– Не надо нести меня, Уилл, ты руки сломаешь.
Я рассмеялся.
– Это вряд ли. Ты совсем не тяжелая, и тут всего три квартала.
Она сдалась и обняла меня за шею.
– Что случилось?
Ханна молчала, но, когда я наклонил голову и заглянул ей в лицо, рассмеялась:
– Ты снял толстовку.
Растерявшись, я проворчал:
– На мне была еще футболка, глупышка.
– Нет, все дело в татуировках, – пожав плечами, пояснила она. – Я видела их всего пару раз, но в субботу успела наглядеться, и это навело меня на мысли… Я оглянулась на тебя…
– И упала? – спросил я и расхохотался, хотя делать этого явно не стоило.
Застонав, Ханна шепнула:
– Да. Пожалуйста, заткнись.
– Ну, можешь любоваться ими, пока я тебя несу, – сказал я.
Затем, улыбнувшись, добавил заговорщицким шепотом:
– И можешь по дороге покусывать мне мочку уха. Ты ведь знаешь, как мне нравятся твои зубки.
Ханна рассмеялась, но смех ее быстро прервался – и, как только я понял, почему, между нами вновь начало нарастать напряжение. Я шагал по дорожке к ее дому, и с каждым шагом, с каждой секундой молчания это чудовищное напряжение росло и росло. Его причины были понятны без слов: случайное напоминание о том, что Ханна знает мои привычки в постели, и то, куда мы направлялись: в ее квартиру, где занимались сексом всю долгую субботнюю ночь.
Я лихорадочно рылся в голове, пытаясь найти, что сказать, но на поверхность выскакивали только слова о нас или о той ночи, о ней или о моей трахнутой черепушке. Когда мы добрались до лифта, мне пришлось поставить Ханну на ноги, чтобы нажать кнопку вызова. Кабина прибыла с тихим звоном, и я помог Ханне проковылять внутрь.
Двери закрылись. Я нажал кнопку двадцать третьего этажа, и лифт дернулся, набирая скорость. Ханна обосновалась в том же углу, где стояла в прошлый раз, когда мы ехали вместе.
– Ты в порядке? – тихо спросил я.
Она кивнула, и все слова, сказанные здесь две ночи назад, наполнили кабину, как поднимающийся с пола дым. «Хочу, чтобы ты полизал меня там. Хочу, чтобы ты делал это, пока я не кончу».
– Можешь наступать на ногу? – поспешно спросил я.
В груди все сжалось от желания подойти ближе, поцеловать ее.
Ханна снова кивнула, не отрывая от меня взгляда.
– Лодыжка болит, но, думаю, все в порядке.
– Все равно, – шепнул я. – Надо приложить лед.
– Ладно.
Вверху в шахте лифта что-то заскрипело и с громким щелчком вошло в паз.
«Хочу, чтобы ты встал надо мной и подрочил, когда я буду лежать на диване, и чтобы ты кончил мне на грудь».
Облизнув губы, я наконец-то решился взглянуть на ее рот, и в мозгу тут же всплыли воспоминания о наших поцелуях. Эхо ее слов так громко отдавалось в моей голове, словно она только что произнесла это вслух: «Секс во все отверстия моего тела. Я думала о том, как тебе нравится, когда я кусаю тебя, и как мне нравится это делать».
Я подошел ближе, гадая, помнит ли она, как говорила: «Мы займемся сексом, и я сделаю все, что ты захочешь, чтобы было приятно не только мне, но и тебе тоже». А если помнит, видит ли по моим глазам, что мне было хорошо, очень хорошо, – я готов был прямо сейчас опуститься перед ней на колени.
Мы поднялись на ее этаж. Ханна настаивала, что может идти самостоятельно, так что я разрешил ей похромать по коридору. Нужно было как-то разрядить напряжение. Оказавшись в квартире, я вытащил из морозилки пакет с замороженным горошком, отвел Ханну в ванную и усадил на унитаз, а сам принялся обыскивать шкафчики в поисках бактина или другого антисептика. В конце концов пришлось остановиться на воде и перекиси водорода.
Ее штаны порвались только на одном колене, но вторая тоже заметно пострадала – так что, возможно, Ханна ободрала оба колена. Я закатал обе штанины, хотя она принялась отчаянно хлопать меня по рукам, как только показалась легкая щетина.
– Не предполагала, что ты сегодня будешь лапать меня за ноги, – сказала Ханна с легким смешком.
– Ох, прекрати.
Я промокнул царапины влажным ватным тампоном и с облегчением обнаружил, что они были не особенно серьезными. Ранки кровоточили, но ничего такого, что не зажило бы за пару дней без наложения швов.
Ханна, опустив голову, вытянула одну ногу, пока я обрабатывал другую.
– Я выгляжу так, словно ползала на коленях. Ну и отстой.
Взяв парочку свежих тампонов, я полил порезы перекисью водорода, безуспешно пытаясь при этом спрятать улыбку.
Она наклонилась ниже, чтобы заглянуть мне в лицо.
– Ты такой извращенец – улыбаешься при виде моих исцарапанных коленок.
– Это ты извращенка. Ты знаешь, почему я улыбаюсь.
– Тебе нравится мысль о том, что мои колени ободраны? – спросила Ханна, улыбаясь все шире.
– Прости, – совершенно неискренне извинился я, покачивая головой. – Но вообще-то да.
Ее улыбка медленно угасла. Ханна провела пальцем по моему подбородку, изучая видневшийся там небольшой шрам.
– Откуда у тебя это?
– Еще с колледжа. Одна леди отсасывала мне, но что-то у нее не задалось, и она сжала зубы. Я влетел мордой прямо в изголовье кровати.
От ужаса Ханна выпучила глаза: это было ее худшим оральным кошмаром.
– Правда?
Я дико расхохотался, не в состоянии больше врать.
– Нет, неправда. В десятом классе я получил по лицу лакроссной ракеткой.
Ханна зажмурилась, делая вид, что моя байка ничуть ее не повеселила, но я видел, что она с трудом сдерживает смех. В конце концов она снова взглянула на меня.
– Уилл?
– М-м-м?
Я выбросил последний тампон и, закрутив крышку на бутылочке с перекисью, бережно подул на царапины. Теперь, обработав все, я решил, что ей не понадобится даже пластырь.
– Я поняла, почему ты говорил, что хочешь быть осторожным из-за нашего общего прошлого. И я прошу прощения за то, что повела себя так небрежно.
Я улыбнулся Ханне и автоматически провел рукой по ее икре, прежде чем понял, насколько интимен этот жест.
Прикусив нижнюю губу, она шепнула:
– Я почти все время думаю о субботней ночи.
Снизу донесся шум автомобильного гудка. По Сто первой неслись машины – люди спешили на работу. Но в квартире Ханны воцарилась абсолютная тишина. Мы просто смотрели друг на друга. Ее глаза становились все больше и все тревожней, и я понял, что чем дольше молчу, тем сильней она смущается.
Но я все никак не мог протолкнуть слова сквозь комок в горле. Наконец я выдавил:
– Я тоже.
– Я никогда не думала, что такое бывает.
Я заколебался, опасаясь, что она не поверит мне, и все же сказал: