Он снял пять номеров, три из которых лишь для того, чтобы обеспечить себе покой справа, слева и напротив. Гостиница располагалась на единственной улице Хейуард-он-Эймса, городка, где находился филиал банка.
И тогда — о благословенное чудо, явный знак того, что Господь благоволил ему! — на третий день пребывания Стюарта в гостинице, в тот момент, когда он сидел в вестибюле, в отель вошла сама чудесная Молли Маффин, улыбчивая, вся в золотых кудряшках — на сей раз куда больше золотистых локонов выбилось из-под платка, прикрывающего ее голову.
Вначале Стюарт даже решил, что обознался, она почему-то была на себя не похожа. Одежда ее была и новее, и грубее. И в ней чувствовалась — в каждом неприметном жесте, в походке, в наклоне головы, в голосе, каким она заказывала номер, — абсолютная уверенность. При этом он готов был поклясться, что эта новая Молли Маффин не строит из себя то, чем она не является, этот апломб — неотъемлемая часть ее самой. Только где же он был в прошлый раз?
И все же под знакомым серым пальто с торчащей из-под него ярко-синей шерстяной юбкой весьма характерно колыхался и вилял тот зад, который он бы ни с одним другим не спутал.
Сама Молли Маффин оставалась здесь на ночь. Стюарт чуть не выронил газету. Но у него хватило самообладания, прикрывшись газетой, наблюдать за молодой женщиной. Он смотрел, как она скинула пальто в теплом вестибюле, как склонилась над регистрационной книгой, одарив его щедрым видом сзади. В юбку была заправлена полосатая блузка, что показалось ему выпадением из образа. Но что вообще ни с чем не вязалось — так это то, что на ногах у нее были сапоги. Огромные сапоги из мятой резины, явно принадлежащие кому-то другому — мужчине. Стюарт от злости аж закачался в кресле, но потом вспомнил ее отца. Они принадлежали ее хромому, слепому и глухому отцу.
Когда ее роскошный зад развернулся и, покачиваясь, направился к лестнице, Стюарту пришлось подавить в себе желание немедленно броситься за ней следом. Или по крайней мере к консьержу, чтобы начать выяснять, где в это время года он мог бы достать живые цветы. Послать этой женщине шесть дюжин каких-нибудь цветов, которые пахли бы... по крайней мере не хуже гвоздики.
Глядя на расплывающиеся буквы газеты, Стюарт в своем воображении рисовал букеты тепличных роз, или тюльпанов, или лилий, или нежных нарциссов, или всех сразу. Карточку со своим именем. Приглашение на ужин — раз уж они остановились в той же гостинице. Он найдет к ней подход, на этот раз он будет рассыпаться в любезностях. «Ваш коленопреклоненный слуга». Он опустит голову и снимет шляпу. «Да, я благодарна вам за цветы. Так красиво, так необычно зимой, красивый жест. Так, может, ужин...»
На этом месте мечты Стюарта обрывались. Физиономию его свело от гнева. Кровь бросилась к щекам. Только сейчас ему пришло в голову задуматься о том, почему Молли Маффин оказалась здесь.
Почему женщина, которая вела протокольные записи в том самом банке, откуда испарились 56 фунтов, та самая женщина, что записывала в гроссбух все трансакции дня, — почему это она появилась в том самом городке, где выплыл чек? Что за странное совпадение? Он вспомнил заклеенные бумагой окна ее конторы с «безупречной репутацией».
Он еще вспомнил ее испуг и то, что он подумал тогда, на заснеженной улице: каких еще намерений относительно себя могла ждать Молли Маффин от него, виконта Монт-Виляра? Вспомнил и то, как она радостно расслабилась, когда поняла, что от нее хотят лишь сексуальных услуг.
Увы, теперь-то он понял, в чем могла быть причина ее замешательства. Чувство вины. Страх. Боится? И правильно делает.
Стюарт старался усмирить свой гнев. Пытался придумать рациональное объяснение.