– Почему вы спрашиваете?
– Из любопытства. Достаточно веская причина.
Пожалуй, следовало ей сказать, подумал герцог. И он скажет. Прямо сейчас. В Байроне вдруг взыграло ретивое, чего с ним давно не случалось.
– Да, – проговорил Байрон, – я был вполне уверен, что она – дочь моего двоюродного деда. Миссис Пибоди прозрачно намекала на это. К тому же сама Энни очень похожа на мою прабабку в молодости, судя по ее портретам.
– Вот как? – сказала Виктория. Она повернулась к полке спиной. – А вам никогда не казалось это странным?
– Что у моего двоюродного деда был ублюдок? – удивился Байрон. – У этого похотливого старого козла? Да у него наверняка их была целая куча.
Она потянулась за книгой, до которой едва могла достать.
– Нет. Я вовсе не это хотела сказать. Я хотела сказать, что если бы ваш двоюродный дед был женат на матери Энни, вы называли бы ее кузиной, дали бы ей хорошее приданое и постарались, чтобы она провела в Лондоне полдюжины сезонов, но поскольку он не был на ней женат, Энни стала горничной.
Байрон прищурился.
– Это кажется вам странным? Она посмотрела на него.
– Да, мне так кажется.
– А что бы вы сделали? Послали бы ее в Лондон, чтобы над ней смеялись и чтобы ее третировали? Сделали бы ее несчастной, пытаясь превратить в леди?
Виктория вздохнула:
– Ну, я не знаю. Но все равно это как-то несправедливо.
– Все мы могли бы отказаться от своих титулов и наследственного состояния, – заметил он. – Нет ничего справедливого в том, что я герцог, а Фейн – управляющий, если стать на вашу точку зрения. Я ничего не сделал, чтобы получить свои права, данные мне в силу рождения.
На лице Виктории отразилась печаль.
– Думаю, я крепко привязана к своим привилегиям. Из меня вышла бы никудышная прачка.
– Вот видите. Эта система сама себя порождает. – Байрон сунул на место очередную книгу. – Если бы вы походили пару недель на собрание философов-любителей лорда Эджингтона, вам надоели бы их нескончаемые дебаты на социальные темы. По правде говоря, если вам от этого станет легче, Энни влюблена в лакея Эндрю, как говорят, и я обещал ей сто фунтов в приданое, а Эндрю – должность привратника, когда умрет Сайлас. Правда, не все разрешают прислуге иметь романтические связи, но я полагаю, что это непредсказуемо.
Виктория улыбнулась, с лица ее исчезла ирония.
– Я с вами согласна. Пусть даже это противоречит существующим правилам.
Она спустилась с лестницы и перешла к другому шкафу, начав с самой верхней полки. Байрон же стал просматривать нижние полки в шкафу, только что оставленном Викторией, но дело шло медленно, потому что она снова поднялась на лестницу и каждое ее движение показывало заманчивые виды на лодыжки и икры. К тому времени, когда она закончила просматривать эти полки, он настолько отстал от нее, что понадобилась целая минута лихорадочной работы, чтобы нагнать ее, а Виктория уже снова была на лестнице у другого шкафа. Она нахмурилась:
– Вряд ли я смогу помочь вам с вашей половиной, если вы будете копаться.
– Эта мысль не приходила мне в голову, – откровенно сказал он, созерцая изгиб ее икры.
Она усмехнулась и повернулась к шкафу, а Рейберн рассматривал то книги, то ее ноги.
– Ваша светлость! Вы же смотрите на мои юбки! – вскричала Виктория.
Байрон оторвал взгляд от стройной лодыжки и увидел, что Виктория в ярости уставилась на него.
– Неужели?
Она фыркнула и, напустив на себя строгий вид, слегка подпорченный намеком на улыбку, игравшую в уголках губ, спустилась с лестницы.
– Как бы то ни было, я нашла кое-что. Она протянула ему книгу.
Байрон взял ее и полистал.
– Это она. – Он криво улыбнулся. – Наверное, я пришел бы в восторг, если бы нашел ее час назад. А сейчас просто испытал облегчение.