— Юра! Что ты делаешь?! — закричал лейтенант. — Сергей, он же радист. Он передал шифровку товарищу Сталину. Что мы готовим побег. А ты его так. Зачем?
— Лейтенант, ты… Лейтенант, я… Лейтенант, он…, — я задыхался, у меня не было слов.
Понурив голову, я пошёл в угол, где сидела бабку.
— Сынок, помоги подоить козу, — попросила бабка.
— Бабка, тебя–то за что? — подходя к козе, спросил я.
— Я партизанам помогала, раненым носила молоко, — грустно ответила бабка. — Меня завтра расстреляют, но я, ни о чём не жалею.
В голове была каша. Я, молча, сидел и доил козу. Молоко монотонно сливалось в миску. Я, как собака, облизывал руки. Молоко пахло детством, материнской грудью, будущей новой жизнью.
— Так, всем спать, — скомандовал лейтенант. — Юр, ты ляжешь с бабкой, а я с Сергеем. Подъем в пять, будем готовить побег. Всё, всем спать. Отбой!
Немного посуетившись, мы легли спать; бабка к стенке, я на край. Сон пришёл быстро.
Это мой сон (дубль один).
«Сергей, мой товарищ, ехал на лыжах вместе с Катькой «1», тандемом, сзади. При каждом движении Катька «1» высовывала язык и блеяла, как коза:
— Бле, бле, бле.
Катька «2» тоже ехала на лыжах, но была одна. Я бежал за ней по сугробам босиком и кричал:
— Стой!
А она, ехидно улыбаясь, показывала мне язык и кричала в ответ:
— Бля, бля, бля.
Вдруг у меня выросли крылья, взмахнув ими, я полетел. Ещё немного и я догоню её. Я уже встал на лыжи сзади, и, обхватив Катьку «2», напряг все свои члены…»
— Рота, подъем!!
Я вскочил и ринулся в темноту, ударившись головой о железную дверь, кубарем покатился обратно.
— Рота, выйти строится!! — орал лейтенант.
— Лейтенант, ты чего орешь?! — завопил я, потирая ладонью голову. — Куда строится?
— Ай–я–яй, — уже спокойно сказал лейтенант. — Ты посмотри, что радист делает?
Я повернулся и посмотрел в угол. В углу, положа одну руку на портрет нарисованного старика, спустив штаны и сверкая голым задом, Сергей–радист второй рукой делал характерные движения онаниста.
— Ты что, пидэр, делаешь?! — увидев руку Сергея, упирающуюся в портрет, закричал лейтенант. — На товарища Ленина дрочишь?! Застрелю, сука!!
Лейтенант подскочил к Сергею–радисту, и, сбив его с ног, начал топтать ногами.
— Лейтенант, успокойся! — кричал я, — Ты убьешь его! А ему ещё нужно принять шифровку от товарища Сталина.
Лейтенант, как ошпаренный отпрыгнул от радиста, и, смахнув рукавом с лица пот, застонал:
— Братцы, простите. Убейте меня, я предал товарища Сталина.
«Да, это похоже на сумасшедший дом», — подумал я.
В углу, свернувшись калачиком, словно маленький щенок, скулил Сергей–радист.
— Всем спать! — закричал я. — Завтра ровно в пять будем рыть подкоп. Все. И коза тоже.
Немного посуетившись, мы легли спать. Я лег к стене, а бабку положил с краю. Сон пришел быстро.
Это мой сон (дубль два).
«За мной босиком по сугробам бежал мордастый офицер и кричал:
— Стой, дурак, записывайся в армию фюрера, там тебя вылечат!
Я, как только мог, быстро ехал на лыжах. Рядом со мной тоже на лыжах ехала коза. Она показывала мне язык и блеяла:
— Что, кулацкий выкидыш, напился моего молока, теперь козленочком станешь. И в армию, и в армию, и в армию пойдешь.
Я достал из кармана огромный фиг и показал им:
— Во! Вам!
У мордастого офицера вдруг выросли крылья. Сделав ими несколько взмахов, он догнал меня. Встав на лыжи сзади, начал стаскивать с меня штаны…»
— Люди добрые, помогите!!
Этот крик, как ударная волна сбросил меня с топчана.
— Чего случилась–то опять?! — часта моргая глазами, и пытаясь прогнать сон, спросил я
— Этот ирод, мою козу насилует! — кричала бабка.
Я подбежал к Сергею–радисту и стал оттаскивать его от козы. Коза словно приклеилась и волочилась за ним. Когда их всё–таки удалось расчленить, коза накинулась на меня и начала бодаться.
— Эй, лейтенант, ты чего не помогаешь? — спросил я, отгоняя от себя козу.
Лейтенант, держа в руке кусок бумажного серпантина, сидел в углу и плакал.
— Лейтенант, ты чего?
— Вот, шифровку получил от товарища Сталина, — вытирая слезы, сказал лейтенант. — Товарищ Сталин пишет, чтоб мы сидели тихо и никуда не бежали. У него у самого все тюрьмы переполнены. Нет свободного места.
— И сколько нам здесь сидеть, а, лейтенант? — спросил я.
— До полной победы Красной армии, — гордо ответил он.
— А–а–а, — значит пожизненно.
Я подошёл к бабке, которая стояла на коленях в углу и молилась.
— Бабушка, пожалуйста, научи меня молиться, — попросил я.
— Вставай на колени рядом. Вот так.
— Тепереча крестись и повторяй за мной.
— Как креститься? Я не умею.
— Возьми пальцы правой руки, как будто берёшь шепотку соли. Вот так, вот так. Тепереча кланяйся. Вот так, вот так.
Шевеля губами и повторяя за бабкой все услышанные слова, я молился.
Когда в камеру вошел мордастый офицер и солдаты, я все ещё стоял на коленях и молился.
— Ну что бабка, пошли, мы тебе пив–пав сделаем, — ехидничал мордастый.
— Не трогайте бабушку, я вместо нее пойду, — вклинился я.
— Ну что ж, пошли, — согласился мордастый.
Ко мне подошёл лейтенант. Мы обнялись. В углу сидел Сергей–радист и слушал музыку; ему было не до меня.
— Ну, прощай, — сказал лейтенант.
— Прощай, — сказал я.
— Сынок, я буду за тебя молиться, — тихо сказала бабка.
— Выводите его, — приказал солдатам мордастый. — Время.
Коридор был похож на туннель, в конце которого блестело окно белого света. Этим окном оказалось белая кирпичная стена, которая была вся в выбоинах от пуль. Я прижался к стене спиной. Стена была тёплая, будто за ней пекли вкусные булочки с повидлом.
— Гтовсь! — закричал мордастый.
— Я умираю за Родину! — выкрикнул я. — За товарища Сталина, за товарища. Блэкмора, за… маму. В Москву рветесь, суки! Не пройдете, все перемерзните…сдохните в снегу. Во! Вам! — показав им согнутую в локте, подчеркнутую стальным кулаком руку, я запел:
— Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней. Так пусть же Красная сжимает властно свой штык мозолистой рукой…
— Пли–и–и-и!!!
А первая пуля, а первая пуля, а первая пуля… ранила… в плечо, вторая в грудь. Падая лицом на землю и теряя в глазах свет, я успел сказать:
— Мама прости…
… Я лежал и боялся открыть глаза, мне было хорошо. Вдалеке играла музыка, пахло цветами, от одежды исходил запах магазина. Покачиваясь, как на волнах, я медленно опускался вниз. Услышав, что кто–то меня зовёт, я открыл глаза. Сквозь пелену тумана я увидел Сергея.
— Ну, наконец–то, пришел в себя, — сказал Сергей, — доктор сказал, что самое страшное позади…
— Уходи, — прошептал я, — ты мне больше не товарищ.
— Юр, я не виноват. Это всё Катьки, это они мне всучили билет.
— Уходи…
Выписавшись из больницы и не заходя домой, я сразу направился в военкомат.
У красного одноэтажного здания толпились призывники. Расталкивая толпу, я пытался протиснуться к входу в здание.
— Куда прёшь, здесь очередь?! — кричали призывники.
— Я после ранения. Мне положено без очереди! — парировал я.
Я вошёл в здание и прошёл по коридору. В конце коридора была дверь, стояли два стула, а рядам высокий узкий шкаф. К двери была прикреплена табличка «Начальник райвоенкомата майор тов. Немцев С. С. Вход в кабинет строго по одному и без одежды».
Над дверью горела лампа, на которой было написано «Занято».
Дверь отворилась, из нее вышел голый, толстый, маленький, довольный Сергей–радист.
— Привет! — подходя к шкафу и беря свою одежду, сказал он улыбаясь.
— Привет! — начиная раздеваться, сказал я.
— Тебя куда?
— В термоядерные войска, радистом.
— Доволен?
— А то!
— Разрешите? — постучавшись и приоткрыв дверь, попросился я.
— Входи!
Я вошёл в кабинет. В глубине кабинета за столом сидел мордастый, холёный офицер. Справа в белом халате с фонендоскопом, душки которого торчали из ушей, смотрела на меня и ухмылялась Катя «1». Слева, положа ногу на ногу и откинувшись в кресле, сидела и печатала на компьютере Катя «2».
— Товарищ майор, разрешите доложить, призывник…
— Ничего не надо докладывать. Вижу, что здоров, что годен, что готов…, — сказал майор, улыбаясь. — А у меня уже и приказ готов. — Потирая и хлопая в ладоши, продолжал майор. — Зачислить тебя в пограничные войска.
— Спасибо вам, товарищ майор. Я сегодня, как никогда удовлетворён.
Я взял свой приказ и довольный вышел из кабинета.
— Ну что девочки, — подытожил майор, — программу весеннего призыва мы выполнили с вами на 105 процентов. Теперь можно заняться и «лыжными гонками».