– Хомо. – Его скрипучий голос резанул слух, миндалевидные фасетчатые глаза приблизились, а скрежет жвал вдруг стал осязаемым. Фаш коснулся Дениса тонкими усиками: – Хомо, вставай! Фаттах ждет! Торопись!
Денис осмотрелся.
Антон Яров сидит на полу и с откровенной ненавистью смотрит вокруг, брезгливо стряхивая прилипшие к телу ошметки слизи. На его шее и груди четко выделяются покрасневшие воспаленные пятна – места, куда присасываются системы жизнеобеспечения кокона. Он беззвучно шевелит губами, хотя мог бы выругаться в голос, да хоть заорать – хонди нашего языка не понимают.
Денис с усилием встал, цепляясь руками за бугристые выступы на стене. Первый шаг дался с трудом. Мышцы покалывало. Холод внутри лютый. Кожа зудит, но о том, чтобы вымыться, можно только мечтать. Для людей и так созданы особые условия. Относительно чистый отсек прямо по коридору. Что-то похожее на сухие шершавые полотенца. Удобная одежда, выращенная по мерке.
Людей берегут. Пробуждают только в крайних случаях. Лечат в коконах после полученных в боях ранений, но из пятнадцати человек нас осталось лишь двое.
Он протянул руку, помог встать Антону, ободряюще ткнул его кулаком в плечо. Все нормально.
Да ничего не нормально. Глаза у Антона бешеные. Денис перехватил его руку, удержал, взглядом попросил – не надо.
Яров ответил кивком, сглотнул и, пошатываясь, побрел в отсек – экипироваться.
* * *Сегодня пробуждение полно сюрпризов. На взлетной палубе царит суета. Крейсер готовится к бою, повсюду движение, даже стены ангаров перекатываются мышцами. Острые запахи заставляют хондийских рабочих (они же – техники) носиться как угорелых. От фаттахов отключают стационарное питание, длинные жилы сматывают в бухты, пакуют их в коконы.
Машины нервничают. Бионические конструкции, конечно, не обладают разумом, их уровень развития примерно как у домашних животных. Те, что постарше и уже побывали в боях, заметно подрагивают; молодые, недавно выращенные, полны неведения и оттого спокойны.
Еще издали Денис заметил изменение формы фаттахов. Вообще-то в условиях космоса аэродинамика не играет никакой роли, и потому хондийские истребители все как один похожи на огромные черные выкорчеванные пни – иного сравнения не подберешь. Но в прошлый раз эшранги загнали эскадрилью в ловушку, прижали к планете, заставили войти в атмосферу. Вот там и началось. Антигравитационные двигатели, гасители инерции – это, конечно, классно, но маневрирование на антиграве получается плавное, тягучее, вальяжное – а это верная смерть. «Мы-то вырвались, – вспоминал Денис, – а вот ведомые хондийские пилоты сгорели вместе с машинами».
По возвращении он выложил Фашу все, что накопилось во время боя, а хонди, гляди-ка, прислушались. Или ведущий истребитель сам инициативу проявил? Мы ведь с ним – единая нервная система. Мысли мои воспринял, что ли?
Он медленно подошел к своему фаттаху. Ну не узнать машину! Уже не «пень выкорчеванный», вытянулся весь, на медузу стал похож.
Фаш замер неподалеку. Наблюдает за реакцией.
Денис обернулся, кивнул ему – отлично.
Чавкнула шлюзовая мембрана.
Открылось теплое, влажное нутро. Оттуда дохнуло пьянящим запахом метаболитов.
* * *Внутри фаттаха не предусмотрено освещения.
Денис сел в мягкое кресло.
Десятки влажных пульсирующих трубок тут же потянулись к нему от стен тесного отсека, плоть хондийского истребителя наползла на нижнюю часть лица подобием дыхательной маски, длинные белесые нервные волокна впились в висок, вошли в соединение с имплантом – единственным осязаемым наследством, доставшимся Денису Рогозину от исчезнувшей техносферы человеческой цивилизации.
В сумраке кабины возникло мягкое сияние, источаемое герметичной капсулой. Внутри нее была заключена колония алгитов – мыслящих кристаллов, с которыми Дениса связывали пять лет крепкой боевой дружбы.
Он вошел в прямое соединение с нервной системой фаттаха. Сознание на миг помутилось и тут же обрело новые грани восприятия.
Алгиты потянулись к нему сериями приветственных мысленных образов. Они устали от долгого ожидания. Им снова хотелось в космос, туда, где интересно, где их молниеносные расчеты помогают воплотить замысел человека в сложных траекториях. Единение мыслящих кристаллов, черного как смоль истребителя и человеческого рассудка превращало бионическую машину в грозное орудие войны.
Алгиты – бесстрастные мыслители и знатоки навигации – брали на себя функцию бортового компьютера. Нейросеть фаттаха обучалась от боя к бою, она – рефлексы, а сам истребитель, обладающий способностью к регенерации, живуч, надежен и предан.
Рассудок Дениса доминировал в системе управления. Он – воля фаттаха, его разум. Ни один хондийский пилот не способен сравниться с человеком в искусстве боя и пилотирования. Они всегда – ведомые. А мы всегда на острие любой атаки.
Нейросеть крейсера вошла в контакт с его машиной.
Потоком хлынули данные. Появились мнемонические образы, формируя понимание происходящего.
Рубеж.
Перед мысленным взором Дениса появилась тонкая пульсирующая линия, наложенная на звездную карту сектора.
Восемнадцать независимых систем. Они – ключ ко многим мирам.
Крейсер сейчас находился в гиперкосмосе и направлялся в систему Нерг – третий узелок на четках Рубежа.
Появилось изображение станции Н-болг.
Исполинский комплекс, выстроенный в незапамятные времена цивилизацией армахонтов, включал в свой состав сотни терминалов, вакуумных доков, стапели двух космических верфей – пространственная конструкция простиралась в трех измерениях и была собрана из множества отдельных модулей.
Транспортный узел обращался по эллиптической орбите вокруг четвертой планеты системы, где во времена правления армахонтов шла активная разработка месторождений полезных ископаемых.
Сейчас не пригодный для жизни мир представлял печальное зрелище: на его поверхности среди многочисленных истощенных выработок постепенно разрушалась брошенная планетарная техника, управлять которой уже не смог бы ни один из смертных.
Денис привычным мысленным усилием считывал данные, но пока что не находил для себя ничего нового.
Транспортный узел населяли Ц’Осты. В просторечии их называли просто «морфами». Многие считали, что именно они поддерживают в рабочем состоянии межзвездную сеть, но Денис имел возможность убедиться: все цивилизации сектора лишь эксплуатируют наследие армахонтов, не создавая ничего нового.
Он вновь обратил внимание на изображения, переданные нейросистемой крейсера.
Огромный орбитальный комплекс окружали так называемые «Врата Миров» – автоматические пробойники метрики пространства, созданные по утраченным ныне технологиям. Из четырнадцати устройств работало только одно. Вот почему система Нерг приобрела такое важное стратегическое значение.
Война, развязанная эшрангами, преследует лишь одну цель: они стремятся захватить как можно больше звездных систем. Кланы Эшра ведут медленное, тяжелое, беспощадное наступление, но их империя опирается на древние технологии и не может существовать вне системы уцелевших врат.
Представьте себе огромный город с развитой транспортной структурой. Попасть из одного района в другой можно сотней различных маршрутов. Но что произойдет, если основные дороги, многоуровневые развязки вдруг будут разрушены и уцелеют лишь некоторые?
Появятся «узкие места». Количество возможных маршрутов резко сократится. Так произошло с древней системой врат. Раньше к звездам Рубежа вели десятки гипертоннелей, теперь же они исчезли, осталась лишь единственная транспортная нить, протянувшаяся тонкой линией с нанизанными на нее узловыми станциями Н-болг.
Эшранги не могли продолжать завоевание, не покорив Рубеж.
Когда-то цепочку из восемнадцати миров называли «линией жизни». Отсюда шли поставки сырья в сотни других звездных систем. Теперь же тут проходит линия фронта.
Станции Н-болг, населенные несговорчивыми Ц’Остами, давно раздражают эшрангов, стоят как кость поперек горла. Они не раз пытались захватить их, но не преуспели. Морфы, предвидя неизбежную войну, заключили союз с хонди, чьи колонии расположены по другую сторону Рубежа. Флот разумных насекомых встал на защиту независимых космических поселений, и наступление эшрангов раз за разом захлебывалось в крови. После каждой битвы им приходилось отводить свои потрепанные эскадры на далекие базы, в то время как хондийские корабли получали все необходимое на верфях систем Нерг и Фольгаут.
Уже закончилась предстартовая подготовка, но вакуумный док крейсера пока оставался закрыт. Из него откачали атмосферу, все машины замерли в ожидании.
– Антон? – Рогозин вышел на связь.
– Ну? – Яров откликнулся неохотно. Он всегда перед боем молчалив, скуп на слова.