Пришлось удирать! Какое бесчестье! Это не подобает королю! Но что поделаешь — ведь он даже не вооружен, а Черный Дуглас во всеоружии… И он смеется… Этот негодяй смеется!..
Эдуард понял, что произошло. Шотландцы смогли внезапно напасть на них, потому что переправились ночью через реку. Черный Дуглас с отрядом осмелился даже прорваться к палатке короля, чтобы убить его. Или взять в плен. Самого короля Англии!
Сэр Джон уже отдавал приказы. Воины пришли в себя после внезапной атаки небольшого отряда и начали оказывать сопротивление; враг поспешил ретироваться.
Англичане остались в унизительной растерянности, в полном недоумении: шотландцы снова обвели их вокруг пальца…
— Это в последний раз! Клянусь! — чуть не плача, вскричал Эдуард. — Утром мы атакуем их!
Сэр Джон не возражал, но заметил, что потребуется некоторое время для подготовки — нужна решительная победа после всего, что произошло, только победа! Однако Эдуард, дрожа от негодования и перенесенного унижения, настаивал на немедленной атаке.
Когда окончательно рассвело, стало ясно, что их снова обманули, — шотландцев и след простыл. Нужно было снова пускаться в изнурительную погоню; кони противника, хоть и не такие крупные и ладные, как у англичан, были более быстрыми, потому что их всадники легче вооружены, а все войско меньше обременено различным снаряжением.
Лазутчики донесли, что шотландцы вернулись на свою территорию. Было очевидно, что они намерены продолжать ту же игру и окончательно вымотать английское войско.
И тут пришло сообщение от Роберта Брюса. По словам его посланца, король Шотландии изъявлял готовность вести переговоры о мире, а также о том, чтобы скрепить союз между двумя странами при помощи брака: у Эдуарда есть сестры, у него — сын, и разве брачные узы не лучше и не выгоднее, нежели постоянные сражения?
Эдуард не мог не согласиться с шотландским королем.
И еще один посланец прибыл в это же время — от матери Эдуарда, из Йорка: его отец мирно скончался в замке Беркли…
Что ж, такова, видно, воля Божия. Бедный отрекшийся король! Какая неудачная жизнь! Пусть покоится наконец в мире. Жаль, что ему, сыну этого неудачника, не удалось быть рядом с отцом в час его смерти. Хотелось бы услышать от самого отца, что он сознательно и добровольно передал сыну корону.
То, что отец спокойно отошел в мир иной, избавило молодого Эдуарда от последних слабых укоров совести. Теперь он воистину король!
Наверное, следует немедленно вернуться в Йорк? Быть вместе с матерью?
О, как бы он хотел отомстить за унизительное поражение отца под Баннокберном! Чтобы его возвращение было триумфальным! Чтобы о нем говорили: «Этот Эдуард достоин своего деда!»
Да, придет время, он докажет всем!.. И не нужно будет даже сравнивать его с дедом. О нем начнут говорить как об Эдуарде III!..
А пока следует признать, что шотландцы оставили его с носом и он возвращается, отрезвленный и умудренный полученным уроком, поняв, что война не рыцарский турнир, где так легко проявить себя и добиться почестей. Война — это не просто вооруженная борьба, это изнурительное испытание сил, воли, ума, в ней необходима не только смелость, но и холодный расчет, хитрость, умение делать верные ходы.
Он запомнит этот урок и постарается извлечь из него пользу.
* * *Эдуард ехал на юг, в сторону Йорка, и постепенно на душе у него становилось легче: он не потерпел поражения в битве, как его отец. И не его вина, что битва не состоялась, — это ведь сами шотландцы отказывались принять бой. А что он мог сделать? Только то, что делал, — пытаться отыскать врага, который все время увиливал от столкновений.
Лишь одно воспоминание вызывало краску стыда на лице Эдуарда — Черный Дуглас чуть не захватил его в плен…
Но сейчас он возвращается в Йорк, условившись с шотландцами, что обе стороны вскоре займутся переговорами о перемирии. Возвращается с армией, которая, правда, не победила, но и не потерпела поражения, хотя была уже не в том состоянии, в каком выступила в поход. Внутренние распри и волнения среди фламандцев значительно ослабили ее, и хорошо, что все так окончилось, — теперь он это понимал.
Перед ним стояли две задачи на ближайшее время: заключить выгодный для Англии мир с шотландцами и жениться на Филиппе. Как можно скорее! Его душа все сильнее жаждала этого. И тело тоже…
Все члены королевской семьи по-прежнему пребывали в Йорке. И с ними, конечно, непременный Роджер де Мортимер.
Эдуард нахмурился, вспомнив об этом человеке. Он не мог не думать о нем… и о своей матери, рядом с которой тот постоянно находился. Он понимал уже, что она не может обойтись без Мортимера, и старался закрывать уши от случайно доносившихся до него слухов — случайно, потому что никто не решался говорить что-либо непристойное о королеве в его присутствии.
И вот он в Йорке.
Мать порывисто обняла сына и сказала, что рада видеть его невредимым.
Мортимер поклонился, и Эдуард заметил — или ему показалось? — что в глазах у него было чуть презрительное удовлетворение.
Слова, последовавшие за поклоном, утвердили его в этом наблюдении.
— Как славно вы выглядите, милорд, — сказал Мортимер. — На лице ни одного боевого шрама, слава Богу.
— Проклятые шотландцы! — поспешила вставить королева. — Кто мог подумать, что они откажутся сражаться?
— Известие о смерти отца, — проговорил Эдуард, освобождаясь от объятий матери, — очень меня опечалило.
— Как и всех нас, — заметила она.
— Он мирно ушел от нас, — вмешался Мортимер, — и, как говорят те, кто был рядом, покойный король мечтал о смерти как об избавлении.
Эдуард нахмурился.
— Как жаль, что меня не было с ним в эти минуты.
Мать подняла голову, положила руку на плечо сына.
— Мой дорогой, — сказала она, — мы все хотели бы находиться возле него. Но остается утешаться мыслью, что сейчас он обрел покой, которого так жаждал.
Эдуард повернулся к брату и сестрам, которые взирали на него с неприкрытым страхом: он был теперь не братом, он был их властелином.
— Ну, братец Джон, — спросил Эдуард, — как поживаешь?
Братец Джон через силу улыбнулся и сказал, что поживает хорошо и надеется, что Его Величество поживает так же.
— Для тебя я по-прежнему твой брат Эдуард, — поправил тот и, опустившись на колени, обнял обеих сестер.
Как они прелестны — какие у них прекрасные сверкающие глаза, какая нежная кожа, напоминающая ему о Филиппе.
Элинор сказала застенчиво:
— А у нас будет пиршество. По случаю твоего возвращения.
— Ты уверена? — спросил Эдуард. — Тогда я должен быть на нем. Верно?
Глаза Джоанны наполнились слезами.
— Наш отец умер, — сказала она. — Его больше нет.
Слезы покатились по ее щекам, Элинор и Джон с трудом сдерживались, чтобы тоже не заплакать, хотя все они едва помнили отца — высокого светловолосого мужчину, всегда спокойного и ласкового с ними. Он совсем не внушал им страха — не то, что мать. Вот и сейчас она резко сказала:
— Вы не в детской. Ведите себя прилично и помните: ваш брат — король Англии.
В ответ на эти слова Джоанна заплакала еще горестней, но ее сестра и брат сумели мужественно перебороть слезы.
— Забери сестру, Джон! — приказала королева. — Мне стыдно, что она так себя ведет в присутствии короля. Хорошим манерам следует учиться с детства.
Однако Эдуард не отпустил их.
— Они горюют, и это естественно, — сказал он. — Я горюю вместе с ними. Теперь я ваш защитник, мои маленькие сестрички. Ваш защитник и ваш король. И я не дам вас в обиду.
Джоанна обняла его за шею, когда он наклонился к ней, а он опять вспомнил о Филиппе.
— Бедные дети остались без отца, — пробормотал он, забыв, что и сам относится к этим осиротевшим детям.
— Дорогой Эдуард, — сказала мать, — ты же знаешь, что отец уделял им не слишком много внимания.
— Но все равно они чувствовали его доброту.
Он произнес почему-то «они», а хотел сказать «мы».
— Мы все знали недостатки твоего отца, — с раздражением проговорила мать. — Не будем делать из него святого только оттого, что его уже нет в живых.
Ее тон удивил Эдуарда, но, чуть подумав, он посчитал, что так она хочет скрыть свою скорбь от детей. Он пожалел ее и мысленно пожелал скорейшего успокоения.
После некоторого молчания королева сказала Эдуарду:
— Ты, верно, устал, дорогой, с дороги и хочешь поскорее оказаться в своих апартаментах. Я провожу тебя.
— Да, миледи, — наклонил он голову. — Именно вы…
Последнее было предназначено для Мортимера, который в ответ поклонился и отступил на несколько шагов.
Когда мать и сын остались одни, Эдуард сказал:
— Я хочу знать, как умер мой отец.
— Так, как я уже говорила… Ночью… Тихо и мирно… Лег в постель, как всегда… А утром его нашли мертвым.