Ни один человек не в состоянии устоять на ногах, когда ему на спину обрушивается пять-шесть пудов живого веса да еще в придачу один-два пуда брони. Дарк мгновенно упал, больно ударившись грудью о мостовую и содрав о шершавые, выщербленные камни кожу с правой стороны лица. Но все же он не выронил ни меч, ни нож и все еще тешил себя надеждой подняться. Тот же злодей, кто восседал на нем сверху, естественно, не пострадал при мягком для него приземлении и нашел верный способ, как быстро прекратить сопротивление неугомонной, пытавшейся вяло трепыхаться жертвы. Острые когти «наездника» вонзились моррону в ключицы как раз у основания шеи. Робу вампир не порвал, но зато изрядно перепачкал ткань кровью, мгновенно хлынувшей из шеи Дарка на мостовую сквозь напрягшиеся, скрюченные пальцы кровососа. В этот момент Аламез пережил страшную боль, усугубленную отсутствием физической возможности облегчить ее криком и пониманием, что все уже кончено. Кровь быстро покидала израненное тело теплыми ручейками, голова начинала кружиться, а звуки и образы окружающего мира куда-то пропали. Стойкий боец окончил свой путь, он вот-вот должен был потерять сознание, но по какому-то странному стечению обстоятельств этого не случилось…
Трудно сказать, сколько времени Дарк пребывал в состоянии, очень близком к затянувшейся предсмертной агонии. Отсчет секунд или минут был морроном утерян, но когда боль внезапно стихла, он не погрузился в апатию забытья, а, наоборот, на удивление быстро восстановил способности видеть и слышать. Затуманенный взор стал постепенно ясным, и то, что предстало глазам Аламеза, весьма его изумило.
Лежа на мостовой, прилипнув окровавленной щекой к камням, Дарк не увидел площади, не узрел даже ног обступивших его со всех сторон вампиров, хотя их присутствие рядом отчетливо ощущал. Весь обзор застилало тело; судорожно подергивающее окровавленными руками тело, должно быть, того самого вампира, который его оседлал и пытался разодрать шею как раз вот этими, все еще сжимавшимися и разжимавшимися пальцами. Кровь на руках неудавшегося палача была кровью моррона, а вот та темно-красная жидкость, что густо покрывала верхнюю часть одежды мертвеца и растекалась багровой лужицей по камням из перерубленной шеи, явно его собственной.
Не веривший своим глазам и даже не осмелившийся предположить, что же произошло за промежуток времени, когда он потерял связь с окружающим миром, Дарк попытался приподняться. Первая попытка не увенчалась успехом, поскольку лишенная кожи щека намертво приклеилась к камням, а связующим тело моррона с мостовой раствором служила его собственная, уже запекшаяся кровь. У Аламеза просто не было иного выхода, как, превозмогая боль, повторить попытку и все же подняться хотя бы ради того, чтобы узнать, кто же все-таки был загадочным благодетелем, срубившим голову с плеч убийцы и тем самым спасшим ему жизнь?
Когда ты знаешь, что сейчас будет больно, гораздо проще сдержать крик, тем более что разодранное острыми когтями горло – не самый лучший инструмент для производства звуков; кроме жалобных хрипов, из него все равно ничего не выжать… Мужественно собрав в кулак остаток воли и сил, Дарк напряг ноющие мышцы и рывком отделил себя от мостовой, оставив на ней несколько кусочков собственной плоти. Щека заныла, но Ее Величество Боль, видимо, подустала в схватке с морроном и не смогла должным образом отреагировать на потерю доброй трети щеки. Ослабевшему воину едва хватило сил кое-как перевернуться и сесть, точнее, грузно плюхнуться на пятую точку, которая, казалось, была единственным непострадавшим местом на его теле.
Интуиция, точнее, с годами формирующаяся у каждого воина способность чуять близость врага, не подвела Аламеза. Вампиры были рядом, они никуда не ушли. Примерно с дюжину ощерившихся, подобно волкам, обнаживших мечи кровососов образовали правильный полукруг у входа в церковь. В их холодных, но отнюдь не бесстрастных глазах жили злость и лютая ненависть. Но все, как один, полные гнева взоры были обращены не на заклятого врага – моррона, ставшего беспомощным и которого не стоило особых усилий пленить или добить, а на парочку неподвижно застывших фигур в черных как смоль, но кое-где уже обагренных кровью одеяниях.
К сожалению, Дарк не увидел лиц, ведь неизвестно по какой причине вмешавшиеся в схватку благодетели стояли к нему спиной и не давали целому отряду кровососов завершить почти доведенное до конца дело. Это были он и она: темноволосый, среднего роста, широкоплечий мужчина, наверняка небедные одежды которого скрывал от взора Аламеза ниспадающий с плеч черный плащ; и белокурая длинноволосая красавица в строгом, но не уродующем, а, наоборот, подчеркивающем восхитительные формы стройного тела платье. С первого взгляда было заметно, что эти люди знали друг друга очень давно, привыкли понимать напарника с полуслова и что их объединяло не только общее дело, но и глубокая, взаимная привязанность, способная возникнуть только между действительно родными во всех смыслах этого слова людьми. Они смотрелись как единое целое, как настоящая пара, и только наивному глупцу могла прийти в голову мысль встрять между ними и стать третьим, который, как известно, всегда оказывается лишним и остается не у дел.
В отличие от многочисленных вампиров, открыто демонстрировавших свою неприязнь и бессильную злость в совокупности с трусливой агрессией, выражающейся в том, что они строили грозные рожи, протяжно шипели, потрясали оружием и сыпали пустыми угрозами лютой расправы, но при этом боялись приблизиться к парочке, заступники моррона вели себя необычайно хладнокровно. Оба стояли неподвижно, будто каменные изваяния, и лишь волосы шевелились на их головах под порывами ветра. Дарк не видел рук стоявшего слева мужчины, но мог поклясться, что они лежат на рукоятях мечей, не привыкших без дела покидать ножны. Женщина, точный возраст которой нельзя было определить, не видя лица, тоже всем своим видом выражала безразличие к обещаниям расправы, пропускаемым, как собачий лай, мимо ушей. Огромный двуручный меч, который подавляющее большинство дам и поднять-то не в состоянии, пока мирно покоился на ее правом плече, а по блестящему, отполированному до зеркального блеска лезвию стекали багровые струйки крови. Теперь моррон знал, кому именно должен выразить благодарность за свое спасение. Эта хрупкая, но, видимо, необычайно сильная и проворная девушка отделила голову вампира от плеч, и похоже, сам факт убийства ее ничуть не смущал.
«Да неужели?! Свершилось! – родилась в голове моррона радостная мысль. – Они нашли меня… сами нашли! Они такие же, как я… они легионеры!»
Действительно, кто еще мог отважиться заступиться за моррона, как не его собратья? Кто еще осмелился бы встать вдвоем на пути у целого отряда вампиров? Только другие морроны, только такие же, как и он, легионеры! Осознание этого придало Дарку сил и буквально окрылило, так что он смог даже подняться, а затем, превозмогая слабость в членах и головокружение, сделал первый шаг. Именно в этот миг разгоревшаяся в сердце ярым костром надежда умерла; погасла, не оставив после себя даже крохотного, едва тлеющего уголька.
Резкое движение за спиной заставило обоих бойцов одновременно повернуть вполоборота головы. По выражениям увиденных в профиль лиц и по бледному цвету кожи Аламез тут же понял, как сильно ошибся и что принял желаемое за действительное. Воители также оказались вампирами: хищниками и врагами рода человеческого, возможно, вовсе не защищавшими его, а лишь вероломно напавшими на стайку молодняка, заявив тем самым свои права на добычу. Однако враждебных действий со стороны странной парочки не последовало, даже наоборот…
– Идти можешь? – с наиглубочайшим безразличием спросил мужчина, презрительно отвернувшись от Дарка, и как только получил краткое «да», тут же изрек: – Так иди! Пока мы здесь, тебя не тронут!
К сожалению, у Аламеза не было иного выбора, кроме попытки проверить это весьма сомнительное утверждение на практике. Окружившие церковь вампиры грозно взирали на него, и это пугало, но в то же время их трусливое, а может, и разумное бездействие вселяло надежду. Спрятав под робой добытый в бою меч и сунув сослуживший верную службу охотничий нож на прежнее место, Дарк осторожно сделал первую пару шагов в сторону площади. Он был готов, если что-то пойдет не так, как было обещано, быстро отпрыгнуть назад и, плотно прижавшись спиной к церковной двери, принять – не исключено – самый последний в его жизни бой. Однако вампиры хоть и продолжали по-прежнему щериться и шипеть, в мечтах раздирая его плоть на крохотные кусочки, но агрессивных действий при его приближении не предприняли. Они расступились, образовав в своем строю узкий проход, и даже когда моррон прошел среди них, не напали. Страх перед парочкой оказался сильнее желания убить заклятого врага, ненавистного и презираемого каждым кровососом моррона.