Прежде чем вылезть, он хотел вытащить и ящик, который здесь уже не был в безопасности. Для этого нужны были крепкие веревки. Он закричал в отверстие:
— Марий, Джонни, Берар! Мне во что бы то ни стало нужен канат или что-нибудь очень крепкое! Ищите все трое! Найдите мне то, что мне нужно!
— Э, капитан, я нашел, что вам нужно, — ответил Марий. — Вот там растет тростник: он послужит нам отличным канатом.
Спустя короткое время полудикий индус и оба моряка, по профессии своей привыкшие всюду находить выход, набрали несколько стеблей тростника, прочных, крепких, как сталь; разорвать их было совершенно невозможно. Неутомимый Пеннилес обвязал ими сундук, потом стал карабкаться наверх; Рама подхватил его и поднял хоботом. Счастливый, что добрался до своего благодетеля, слон осторожно положил его на землю и, буквально обезумев от радости, принялся скакать, производя оглушительные звуки. Боб тоже скакал, прыгал, запыхавшись, перебегал от одного к другому и трогательно выражал радость преданного животного. Оставалось только вытащить сундук. Пеннилес завязал ушком концы тростника, продетые в ручки сундука, и подал эти петли слону. При этом он тихонько поласкал животное, которое усиленно обнюхивало петлю и ощупывало этот канат хоботом, как будто желая узнать его размеры и убедиться, что ничто не может его поранить. Потом Пеннилес закричал:
— Тащи его, тащи, мой милый Рама!
Слон захватил канат хоботом, потом начал тянуть его медленно, постепенно. Сундук стал подниматься, задевая за песчаные стенки и заставляя их осыпаться. Наконец, он появился наверху, массивный, тяжелый, прочный, окованный железом, с гвоздями и винтами, толстыми бортами и доской из серебра, на которой ясно можно было видеть имя и герб герцогов Ричмондских.
Когда трое мужчин и ребенок начали дышать свежим воздухом, когда они освободились из своей отвратительной тюрьмы, то почувствовали новый припадок слабости. Они изнемогали от голода и особенно от жажды.
— Воды, воды! — кричали они. К счастью, помочь им было не трудно. Берар отвел их или, лучше сказать, притащил к колодцу, служившему для очистительных церемоний, совершавшихся парсами во время погребения. Вода была теплая, невкусная, сомнительной чистоты. Они бросились на нее с опьянением и стали пить с жадностью, которая ясно говорила, сколько они выстрадали. Факир был вынужден запретить им это, напомнить им, что здесь было не безопасно… надо было бежать…
Бежать!.. Это правда… Биканель и его люди могли вернуться. Это было даже весьма вероятно, потому что полицейский агент, вероятно, захотел бы убедиться в том, что рыжие коршуны, сидевшие на решетке, исполнили свое обычное отвратительное дело. Благодаря уму и удивительной ловкости Рамы, который позволял делать с собой, что угодно, сундук удалось взвалить на его толстую спину.
— А теперь, — сказал Берар, — едем! Бежим, как можно скорее и как можно дальше!
Патрик был решительно не в силах ступить ни одного шага. Марий собрал последние силы, взял Патрика к себе на спину, держа его за руки, и сказал ему:
— Ободрись, мой голубчик: мой старый скелет еще сослужит нам службу.
Берар встал во главе кортежа и, углубившись в густой тростник, позвал Раму. Слон послушно последовал за ним, раздвигая своим туловищем стебли невысокого, но крепкого тростника. Все пошли по следам толстокожего животного и шли таким образом около часа. Поросли кончались, и начинались джунгли, более доступные, но еще более опасные.
Ночь наступала, и несчастным беглецам невозможно было идти дальше. Голод и усталость мучили их.