Люди, тщательно подобранные один к одному, казались сильными и расторопными в своих голубых, надувавшихся от ветра куртках, с серебряной надписью на фуражках, которая гласила, как бы в насмешку над окружающей роскошью: «Penniless… Без гроша в кармане»… Это было, очевидно, название корабля, потому что та же надпись золотыми буквами была сделана и на корме корабля. Это странное название заставляло всех обращать особенное внимание на роскошь и невольно наводило на мысль, не кроется ли тут веселая ирония или какое-нибудь таинственное происшествие.
На палубе стояла прекрасная пара: высокий молодой человек с гордой осанкой, в костюме моряка, который он носил ловко и изящно, и молодая женщина яркой красоты, в шелковом пеньюаре кремового цвета. Молодой человек с темными волосами, со слегка вьющейся короткой бородой, большими и блестящими карими глазами казался энергичным, добрым, мужественным человеком. Молодая женщина была блондинка с голубыми глазами, жемчужными зубами и розовыми губками; в ней было что-то нежное и в то же время решительное, что придавало ее прелестному лицу какое-то неуловимое выражение.
На корме корабля стоял человек атлетического сложения, обросший бородой чуть не до самых глаз, с темно-красной, кирпичного цвета кожей, с нависшими бровями, как у злодеев в театре, с большими волосатыми руками. Он был одет в матросскую куртку с якорями на металлических пуговицах; на голове его была фуражка с узеньким золотым галуном. По-видимому, он исполнял обязанности боцмана. У румпеля [5] , который блестел, как солнце, усердно нюхал табак рыжий человек огромного роста, чистокровный янки [6] , который с удивительной ловкостью и хладнокровием управлял рулем.
Хотя солнце стояло очень низко над горизонтом, жара была удушающая. Боцман выразил это замечание звучным голосом (причем от него сильно запахло чесноком), с тем особенным акцентом, которым отличаются жители Прованса.
— Джонни, братец, здесь жарко, как в пекле! Честное слово, можно подумать, что мы в Тулоне!
Рулевой плюнул за борт, пожал плечами и ответил в нос, с акцентом, по которому легко можно было узнать янки.
— Что за чудесный табак этот мокко! — Тулон! Да ведь там мороз… мороз и снег!
Первый ответил с негодованием:
— Скажи лучше, что в Олиуле иногда бывает изморозь… и на Гросерво бывает снег, но что это за снег! От него листья не желтеют и не остается влаги.
Янки рассмеялся и старался припомнить, какой бы шуткой ответить на это замечание, как вдруг начальник яхты отдал в рупор приказ бросить якорь.
— Что это? — воскликнул провансалец, вглядываясь в далекое речное пространство. По воде разбегались многочисленные концентрические круги и струйки, в середине которых виднелись черные точки. Рулевой Джонни тоже посматривал в ту сторону и сказал своим хриплым голосом:
— Ну, Марий, у тебя хорошие глаза, скажи-ка, что это такое?
— Черт возьми! Это плывут люди!
— А может быть, и звери, клянусь Богом!
— Или вещи… Посмотрите-ка! Там так и кишат крокодилы! Люди, вещи, крокодилы, все это суетится, плещется, вертится! Несчастные! Их наверно проглотят эти чудовища!
Яхта, бросившая якорь, продолжала некоторое время подвигаться. С другой стороны, быстрое течение Хугли несло ей навстречу те предметы, живые или неживые, которые видел Марий. Расстояние все уменьшалось. Провансалец не ошибся. По мутным волнам плыли со всей возможной поспешностью люди, которых было довольно много; они казались совсем истощенными и испускали яростные и отчаянные вопли.
Положение этих несчастных было ужасно: их со всех сторон окружили гавиалы, которых водится множество в дельте Ганга. Они кишат под манговыми деревьями, на отмелях во время отлива, в траве, в воде. Гавиал хорошо известен: это не менее сильное, ловкое и кровожадное пресмыкающееся, чем крокодил, от которого он отличается только устройством головы, более продолговатой, с характерными утолщениями около ноздрей.