Вполне возможно, мне удастся сделать пересмотр планов невозможным, и тогда отпадет необходимость в моей гибели.
Я понимал всю зыбкость этой логики, всю уязвимость моих силлогизмов. Но это была хоть какая-то логика, на основе которой можно было разработать стратегию дальнейшего поведения. В любом случае это было лучше, чем слепое подчинение абсурду происходящего.
Сейчас без пятнадцати минут два. Как у Мюнгхаузена: по расписанию подвиг. Я перепрыгнул через ограждение проезжей части, махнул рукой и остановил первую попавшуюся машину. Проехал несколько кварталов, остановил, расплатился и вышел. Я не знал, что мне нужно делать. И тут я увидел жнщину, ради которой сюда приехал. Она не была моей знакомой, нет, просто она переходила улицу, не глядя на движущиеся автомобили. Перед ней катилась коляска. Я бросился к ней и успел выдернуть ребенка из-под колес джипа, одновременно оттолкнув ее в сторону. Изуродованная коляска попала под колеса встречного автомобиля. Незадачливая мамаша выхватила свое чадо из моих рук, на глазах ее блестели слезы. Я понял, что она ни за что не перейдет через улицу сама и взял ее под руку.
"Интересно, в планы высших сил входило уничтожить этого младенца вслед за мной, - подумал я. - Кажется, бог вышел на охоту."
После того, как мы объяснили все гаишнику, она пригласила меня к себе в гости. Я не отказался - мне некуда было идти, а общество красивой женщины - не худший вариант для смертника.
Ее звали Олей. Она неудачно вышла замуж - пролетарий и алкоголик, которого надеялась перевоспитать, сама кандидат наук, кажется социологических, тридцать лет, начинающая увядать красота, "пуазон" греческого разлива... Скучно. Я пил кофе, ел приготовленный ею торт, малыш сначала смотрел на меня и улыбался, потом уснул в своей кроватке.
Я почувствовал, что мне пора уходить.
- Будьте осторожны, - посоветовал я ей на прощание. Вот мой телефон, если что - звоните.
Наступал вечер - время, когда стирается грань между мирами. Я почувствовал, что мне нельзя возвращаться домой, но надо было где-то провести ночь. А может быть все случившееся - всего лишь глупое стечение обстоятельств, надо просто хорошо выспаться, и все вернется в старую колею? Я поймал такси и назвал свой адрес. Вечер был теплым и нежным. "Прощальный вечер," - подумал я. Боже! Неужели моя жизнь кому-то так необходима!?
Дверь в квартиру кто-то чинил, внутри меня ждал Гольдфайн.
- Ты жив! - воскликнул он. - А мы твою дверь выломали!
- Вижу. Ты, наверное, хотел сделать мне приятное.
- Уж не обессудь. Я тут тебе собрата по несчастью привел. Его зовут Костя, он поэт, один из тех четверых. Ему тоже удалось избежать гибели и он имеет занятнейшую теорию...
- Подожди, подожди. Сначала надо починить дверь.
Вдвоем мы довольно быстро восстановили косяк - благо, в доме нашлось все необходимое, и даже зашпаклевали стену в тех местах, где высыпалась штукатурка.
Гольдфайн все время благодарил меня за то, что я не поставил железную дверь. Костя улыбался и работал. Руки у него были золотые. Телосложение, цвет волос и глаз у нас были абсолютно одинаковы. Пожалуй, со спины нас даже можно было принять за близнецов.
Потом я извлек бутылку чинзано, закуску, какая нашлась, и мы расположились на кухне, чтобы чайник всегда был в зоне досягаемости.
- Двойник, который пытался меня убить, - рассказывал Костя, - был настолько любезен, что сообщил о себе одну существенную деталь - он ровно на две секунды опережает нас во времени.
Этого бывает достаточно, чтобы подстроить какую-нибудь катастрофу, но при одном условии - что человек следует собственным привычкам. Тогда его можно вычислить, иначе просто не успеваешь оказаться в нужном месте на две секунды раньше.
Я смотрел на Костю, Макса, и мне казалось, что никогда в моей жизни я не ощущал так сильно радость общения, никогда не наслаждался с такой интенсивностью паузами между словами, свистом чайника, темно-синим прямоугольником окна, в котором мы отражались как бледные двоящиеся тени. Я слушал и не слушал его голос, понимал и не понимал о чем он говорит.
- Мне показалось, что ему нужно только одно, - звучали в моем мозгу слова Кости. - Он хочет, чтобы один из нас занял его место. Но для этого нужно преодолеть этот барьер в две секунды.
Человек способен на это в экстремальных, предельно опасных для его жизни ситуациях. Двое умерли от разрыва сердца, третий - от кровоизлияния в мозг.
Зазвонил телефон. Я лениво протянул руку к трубке.
- Здравствуйте, я Элина, мы с вами сегодня целовались в автобусе.
- Очень рад, что вам это запомнилось.
"Я оставил ей визитку, а на ней было написано, что я бизнесмен.
Интерес этой девочки понятен" - мелькнуло в мозгу.
- Я звоню, чтобы извиниться за пощечину. Вы и правда были не виноваты. Это мне очень хотелось поцеловать вас.
- Честно говоря, не в моих правилах принимать извинения по телефону, сказал я. - Может быть, встретимся?
- Я бы пригласила вас к себе, но, честно, не могу. Вы можете заехать за мной.
"Как откровенно! Мир сильно изменился со времен загнивающего социализма, когда я становился мужчиной. Но моя главная задача теперь вести себя неестественно, так, как я никогда не вел себя раньше. Тем более, что Костя пришел к тому же выводу".
- Хорошо! Давайте адрес.
В моем телефоне была встроена электронная записная книжка, я внес туда ее данные и повесил трубку.
- Извините, друзья, я должен ехать, - сказал я, копируя информацию из телефона в карманную записную книжку.
Они недоуменно посмотрели на меня. Потом Костя достал из кармана пистолет, направил на меня дуло и сказал:
- Ты никуда не пойдешь, подонок.
Гольдфайн попытался что-то сказать, но дуло пистолета метнулось в его сторону, и он благоразумно замолчал.
Я посмотрел в костины глаза и вспомнил взгляд двойника. Я почувствовал, что настоящий Костя находится сейчас на две секунды впереди, а передо мной стоит двойник, вернувшийся в реальный мир, и хочет убить меня. Вопрос о мотивах, которые им руководили, в ту минуту казался мне чисто академическим. И в это время костин нос начал медленно отваливаться. Грим!
Я пиннул его по руке и покатился по полу. Почувствовав под рукой помойное ведро, неолго думая, кинул его в поднимающегося противника, потом выхватил из его руки пистолет и наградив на прощанье тяжелым ударом в челюсть, подхватил онемевшего Гольдфайна и выскочил в комнату.
Там я приказал Максу быстро вызывать милицию, а сам нашел свой старый кожаный армейский ремень и плотно связал нокаутированному противнику локти за спиной. Пистолет я положил рядом с ним, а окошко зачем-то широко распахнул.
Потом я выбежал на улицу и, поймав такси, поехал по указанному адресу.
Не знаю, кто руководил в тот момент моими поступками. Я полагаю, что интуиция, насколько бы ни была она развита у человека, не может дать столь ошеломляющих подсказок. Ведь вполне логичным было остаться на месте до прихода милиции и наслаждаться тем как благородные защитники порядка надевают наручники на человека, который покушался на твою жизнь. Но я поехал к этой Элине.
Она пригласила меня попить кофе. Уютная квартира. Почему по телефону она говорила, что не может пригласить меня к себе?
Наверное, женская осторожность.
Ее манера одеваться и на улице, и дома была одинаковой: каждое движение смело приоткрывало ее загорелую плоть.
Прежде всего я позвонил Гольдфайну.
- Слушай, он исчез! - закричал он в трубку, как только услышал мой голос. - Они одели на него наручники, он пришел в себя и тут же растворился в воздухе. Они пытаются выяснить, кто я такой. Скажи им, а?
- Ладно, передай трубку.
- Лейтенант Стрижов слушает.
- Я хозяин квартиры, в которой вы сейчас находитесь, - сказал я.
- Сегодня на Бульваре Славы взорвалась моя машина. Вечером на мою квартиру был устроен вооруженный налет. Я очень прошу вас разобраться с этим делом. Максим Гольдфайн является моим другом, я вполне ему доверяю и прошу вас взять от него заявление, на основании которого можно будет вести следствие по данному делу. Со своей стороны я могу исполнить необходимые формальности утром, если вы скажете куда и во сколько мне надо подъехать.
Через несколько минут формальности были улажены и я положил трубку на место. Только теперь до меня дошла вся необычность ситуации. Двойник, назвавшийся Костей, исчез из рук милиции. Я очень явственно представил себе как звякают упавшие на пол наручники. Значит, сейчас он будет здесь. Хотя он не мог видеть адреса, который я вносил в телеблокнот.
Значит, если бы я остался до прихода милиции, то скорее всего уже был бы мертв.
Но почему он так хочет убить меня? Ведь он добился того, чего хотел: оказался на две секунды назад. Настоящий Костя занял его место. Хм! А ведь, пожалуй, Костя мог посмотреть адрес в записной книжке, по которому я сейчас нахожусь. Конечно, если бы находился в моей кухне во время разговора. А он мог там находиться, потому что наверняка следил за своим двойником. И наверняка подсмотрел, пользуясь опережением на две секунды.