– Жить? Здесь, в этом доме? Да в своем ли ты уме, Селим-ага?
– Да, моя милая Мерсина, они будут жить в этом доме, а ты будешь хозяйкой и будешь их обслуживать.
– Хозяйкой? Обслуживать? Аллах керим! Ты действительно сошел с ума! Разве я и так не работаю день и ночь, чтобы справиться лишь с одним тобой! Гони их прочь, немедленно! Я приказываю тебе!
По лицу аги было видно, что он немного смутился. Сладкая и милая Мерсина, похоже, держала все в доме в своих руках. И еще как!
– Тебе не придется больше работать день и ночь. Я найму им служанку.
– Служанку? – переспросила она.
Ее голос не был больше приглушенным, наоборот, стал визгливым и срывающимся, как будто ротик милой голубицы обернулся «клювом кларнета».
– Служанку? Небось молодую и симпатичную, э-э?
– Это зависит от мужчин, Мерсина.
Она уперла руки в бедра, что на Востоке имеет то же значение, что и на Западе, и глубоко вздохнула.
– От этих мужчин? Я все здесь решаю! Я приказываю! Здесь только я госпожа! Я здесь определяю, что будет и что не будет. И я приказываю тебе гнать прочь этих мужчин. Ты слышишь, Селим-ага? Прочь, и немедленно!
– Но это ведь совсем не мужчины, моя единственная Мерсина!
Мерсина, что по-арабски означает «миртовое дерево», снова протерла глаза и внимательно на нас посмотрела. Я же был несколько удивлен таким заявлением аги. Кем же, собственно, мы были, как не мужчинами?
– Нет, – повторил он, – это не мужчины, это эфенди, большие эфенди, они находятся под защитой падишаха.
– Какое мне дело до твоего падишаха! Здесь я падишахиня, султанша Валиде, и что я скажу, то и будет!
– Да послушай же! Они дадут очень хороший бакшиш.
Слово «бакшиш» на Востоке обладает чудесным действием. В данном случае это слово стало для нас спасительным. Мирта опустила руки, мягко улыбнулась, правда, улыбка эта немедленно сменилась издевательской усмешкой, и повернулась к мистеру Давиду Линдсею.
– Большой бакшиш? Это так?
Линдсей замотал головой и показал на меня.
– Что с ним? – спросила она меня, показывая на англичанина. – Он что, ненормальный?
– Нет, – ответил я ей. – Позволь нам, о душа этого дома, рассказать, кто мы такие! Этот человек, которого ты сейчас спросила, набожный паломник из Лондонистана. Он копает киркой, которую ты здесь видишь, в земле, чтобы подслушать язык умерших, и дал себе обет не говорить ни слова, пока он не получит на это разрешения.
– Праведник, святой и к тому же волшебник? – спросила она испуганно.
– Да. Я предостерегаю тебя – не оскорбляй его! Этот человек – предводитель одного большого народа далеко отсюда на Западе, а я – эмир воинов, которые почитают женщин и дают бакшиш. Ты султанша этого дома, позволь нам осмотреть его и решить, не сможем ли мы прожить в нем несколько дней.
– Эфенди, твоя речь благоухает розами и гвоздиками; твой рот мудрее и умнее, чем у этого Селима-аги, который постоянно забывает говорить то, что надо, а твои руки – как длани Аллаха, дарующего благословение. У тебя много слуг с собою?
– Нет, ведь наши руки достаточно сильны, чтобы защищаться самим. У нас только трое сопровождающих – слуга, хавас мосульского мутасаррыфа и курд, который уже сегодня покинет Амадию.
– Тогда добро пожаловать! Осмотрите мой дом и мой сад, и, если вам у меня понравится, мои глаза будут бдеть и светить над вами!
Она заново протерла свои «бдящие» и «светящие» и собрала лук с пола, чтобы освободить для нас дорогу в дом. Арнаутский храбрец, похоже, был весьма доволен таким исходом дела. Сначала он провел нас в комнату, в которой жил сам. Она была весьма большой, и мебель в ней заменял единственный старый ковер, использующийся как диван, кровать и стол. На стенах этой комнаты висели оружие и табачные трубки. На полу стояла бутылка, около нее было видно несколько пустых яичных скорлупок.