Мы с Танечкой живем по-прежнему хорошо и мирно. Она стала совсем большая, и интересы у нее уже совсем взрослые, и рассуждения тоже. Она много читает, но в школу ходит с проклятьями, как я ни убеждаю ее, что сейчас это самое легкое, что она может делать, — и техникум, и работа были бы куда труднее.
8-го с утра к нам приехала Людмила Наумовна, была у нас целый день, вечером пришли Сашка с Наташкой. Мы зажгли свечи, накрыли красивый стол, восхваляли ее, она была очень растрогана и говорила, что она очень счастливый человек и живет лучше всех. Но говорит она непрерывно и все одно и то же, остроты тридцатилетней давности, и жаль ее, и устаешь очень. Когда 9-го днем она ушла, Таня меня робко спросила: «Бабушка, а бывают старики, которые молчат?» Я ей сказала, что стариков надо почаще посылать на выступления, и тогда дома они будут молчать. У меня сейчас должно было быть очень много фадеевских выступлений — 24 декабря ему было бы восемьдесят лет, но большинство сорвалось из-за болезни. Зато записала о нем на радио большую передачу (на час!), она должна быть по 1-й программе в час дня 23 декабря (но, может быть, перенесут на 24-е, так что последите и послушайте). А вчера вечером по 2-й программе телевидения повторили светловскую передачу, сегодня мне многие звонили, она уже идет три года и пока не устарела. Писать я ничего не пишу, кроме мелких рецензий, и чистые листы бумаги вызывают у меня ужас, надоела изящная словесность. А толстовская книга в «Детгизе» все еще в производстве, кошмарное это издательство в смысле сроков. Надо бы им дать заявку на новую книгу, но не знаю, о ком писать, вроде бы о всех, о ком хотелось бы написать, написала.
Была у меня Ира (Браиловская [55]. — Н.Г.), я ей дала гречку, сгущенку, лосося, она очень бодрая, только беспокоится, не будет ли летом там слишком жарко. Далю [56] она с собой не взяла, приедет за ней на зимние каникулы. Вот видишь, Таточка, и тебе следовало приехать к нам на елку, а Игорю, я думаю, не мешает отдохнуть от твоих беспрестанных волнений, м.б., это даже заставит быть благоразумнее — приятно же сознавать свою самостоятельность и ответственность. Перечтите в повести «Юность» Л. Толстого три определения любви, и вы поймете, что иногда расстаться на несколько дней бывает очень полезно. Ну, а Игорь, я думаю, даст тебе слово, что будет вести себя как образцовый муж и гражданин, а ведь слово мужчины, да еще такого — скала! А уж мы тебя и Милю будем здесь холить и нежить, развлекать и любить, потому что очень, очень без вас соскучились. Ну представь себе, как будет уютно посидеть ночью на кухне и поволноваться, как Лола доехала на метро до Черемушек!
С Ревзиными (друзья Либединской. — Н.Г.) я недавно говорила по телефону, они были на моем вечере, им очень понравилось, только Наташа сказала, что она все время плакала от умиления.
10-го у Лесскисов было очень приятно. Папа Лесскис [57] выпил и декламировал «Евгения Онегина», все как всегда — течет, но не меняется.
Ну вот, сколько написала всякой ерунды, сейчас идем с Таней за покупками для посылки от Деда Мороза под елку. Крепко, крепко целую вас, мои родные, любимые. Миле — кинотеатру «Ударнику» — особые приветы и поцелуи, я ему напишу.
Мама, теща, бабушка.
«Хлопот у нас хватает, но это и есть жизнь…» Рассказывает Тата Либединская
После бабушкиной смерти на маму свалилась еще одна неприятная обязанность — быт, которым она совершенно была не в состоянии заниматься. Как я уже писала, Лаврушка всегда была нашим тылом. Чуть что-то не ладилось в нашей жизни, мы, не очень-то спрашивая маму, просто переезжали сюда, и мама ни разу нам и слова не сказала!
Мама была настоящей гордячкой (хотя по состоянию здоровья она вынуждена была принимать нашу помощь), она никогда не давала нам понять, насколько мы ей были нужны. Мы искренне считали, что нужны ей только в качестве девок-чернавок, так в шутку называл нас Игорь. И вот только сейчас, читая ее письма к Нине, понимаешь, как тяжко ей было пережить разлуку. Ведь надежды на свидание практически не было. Все эти письма подтверждают мамино мужество и умение не поддаваться внешним обстоятельствам.
В конце 1980-х все с волнением наблюдали за тем, что происходило в стране. Оптимисты, вроде мамы и Игоря, ждали только хорошего. Вот некоторые мамины письма, по которым, кроме истории нашей семьи, можно изучать новейшую историю России.
Встреча после долгой разлуки. Григорий (Цви) Патлас, Тата Губерман, Нина Патлас, Лидия Борисовна, Лола Либединская, Игорь Губерман. Иерусалим, 198916 марта 1987
…Как видите, хлопот у нас хватает, но ведь это и есть жизнь. А в остальном все хорошо, и особенно хорошо то, что происходит вокруг: много, много справедливого и интересного — и в литературе, и в политике, и в быту. Жить и вправду становится легче, свободнее, только бы так было подольше, тогда и мы с вами будем ездить друг к другу в гости. Я в это твердо верю.
Работы у меня по-прежнему много, много и общественных обязанностей, открыли Музей декабристов — очень торжественно, так что там идет бесконечный поток экскурсантов, так это радостно! Меня избрали председателем Общ. совета, так что работы и впереди много, тем более нам отдали дом Василия Львовича Пушкина (почти напротив Музея декабристов), где мы предполагаем начать проводить вечера, научные заседания. На днях в Москву приезжают директора всех декабристских музеев из Сибири и с Украины (всего в стране семнадцать таких музеев), надо будет перед ними выступать!
А 6 апреля исполнится 175 лет со дня рождения моего Герцена — тоже бесконечные выступления, научная сессия, написала несколько статей для газет и журналов. А в феврале провела одиннадцать Пушкинских вечеров, на многих из них показывали фильм «Юность поэта» — и грустно, и радостно было глядеть на наших мальчиков и рассказывать о них. Фильм и до сих пор живет и зрители смотрят его с удовольствием.
Доходят ли до вас наши журналы? Если есть возможность, постарайтесь достать журнал «Дружба народов» за этот год №№ 4, 5, 6. Там будет опубликован роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», замечательный роман! И еще: если у вас будут показывать (его должны показывать по телевидению) фильм грузинского режиссера Абуладзе «Покаяние», такого у нас в кино еще не было!
В субботу собираемся с Лялей в ЦДЛ на большой вечер памяти О. Мандельштама, вот какие у нас замечательные дела! Так хочется быть оптимистом!
В России начались тяжелые годы, все волновались, как мама будет переживать все эти тяготы жизни. Все это еще и наложилось на тяжкое время после Сашиной смерти. Вот некоторые отрывки из маминых писем нам в Израиль.
26 марта 1991
<…>
…У меня начались выступления, правда, их значительно меньше, так как Бюро пропаганды перешло на хозрасчет, но, может быть, и к лучшему, так как бегать, как раньше, по два-три выступления в день мне было бы уже трудно. Сделала несколько передач на радио, пишу рецензии, так что дел хватает, и это хорошо, отвлекает от всяких невеселых мыслей, с которыми, видно, придется век доживать.
23-го была годовщина Дезика, в Таллине еврейское общество устроило большой благотворительный вечер, весь сбор пошел на музей, который Галя открыла на первом этаже…
Лидия Либединская и Давид Самойлов. Кон. 1980-х(без даты)
…Мы эти дни жили в напряжении из-за съезда этих негодяев, два часа назад он наконец закончился, и вроде бы пока немного поутихли страсти, но при непредсказуемости президента и сволочной натуре Хасбулатова надежды на спокойную жизнь мало, ведь президента уже почти свели до уровня Михаила Ивановича Калинина — смирится ли он с такой ролью? Недавно по московской программе выступал Горбачев, и его засыпали благодарственными записками, такое ощущение, что по нему уже соскучились. Но, несмотря на все политические страсти, жизнь продолжается, цены растут не по дням, а по часам, но мы уже начинаем к этому привыкать и перестаем реагировать — есть деньги, покупаем, нет — проходим и мечтаем только об одном: лишь бы не было хуже. А в общем, жить можно и даже весьма неплохо. Выходит много хороших книг, проходят вечера — был замечательный вечер Самойлова, о котором я уже писала, потом был мой вечер в Доме архитектора, посвященный декабристам, тоже прошел хорошо. Ходим друг к другу в гости, празднуем дни рождения, произносим тосты, дарим подарки — все как всегда…
Видели ли вы по телевизору вечер Гриши Горина?
У нас теперь пошла мода на домашние салоны — литературные и музыкальные, в одном из таких мне удалось побывать. Его организовала приятельница Наташи Крыловой Марианна Шохер-Троцкая. Было очень интересно. Ее отец был толстовец, друг Черткова и один из редакторов девяностотомного собрания сочинений Л. Толстого, он дружил с Александрой Львовной, и когда та уехала за границу, то оставила ему свою квартиру, где он и жил с семьей, так что у Марианны и до сих пор мебель Александры Львовны — кресла, шкафы, люстра, альбомы, сделанные Софьей Андреевной, а еще ее отец в годы Гражданской войны привез из имения графини Ганьской стол и кресло Бальзака, которые тоже сохранились. Александр Тимофеевский (его Игорь, наверное, знает, он свояк Толи Якобсона) сделал доклад о Хлебникове, сравнивал поэму Хлебникова «Ночной обыск» с поэмой Блока «Двенадцать», читал стихи Хлебникова, потом все пили чай со множеством сладостей, которые все принесли, а во втором отделении должна была начаться музыкальная часть, но я торопилась к передаче Горина и, к сожалению, не смогла досидеть до конца. А на одном из следующих собраний и меня попросили выступить. Все это мне напомнило мое детство, когда у мамы так собирались поэты — Асеев, Крученых, иногда Пастернак, Артем Веселый, Олеша и другие. Надо и мне организовать небольшой салончик, а желающих поговорить и почитать найдется немало. Так что видите, Москва не унывает, и, хоть во всех газетах пишут о том, что интеллигенция кончилась, она (эта бедная интеллигенция, которую поносят на всех углах) еще трепыхается и на мой век еще ее хватит.