— Не глупи. Деньги есть деньги.
Смутившись, паренек взял деньги. Молодая женщина убрала инструменты, которые теперь ей предстояло тщательно вымыть. Взбираясь на сиденье, Анжелина заметила в окне дома Жана Мессена. С перекошенным от ярости лицом он прижимал к себе тельце ребенка.
— Боже! Несчастный! — прошептала Анжелина. — Давай, Бланка, рысью!
Кобыла резво покинула пределы фермы. Свежий утренний воздух ласкал лицо Анжелины. Она с наслаждением вдыхала стойкий аромат сирени, росшей по обочинам дороги.
— Все закончилось! Наконец-то закончилась эта ужасная ночь! — твердила Анжелина.
Пять месяцев прошло с Рождества, на которое Жерсанда де Беснак, благодетельница Анжелины, подарила ей коляску и кобылу испанской породы. Престарелая дама, все еще очаровательная женщина семидесяти лет, исповедующая протестантство, всегда поступала осознанно.
— Ты не можешь ходить по окрестностям Сен-Лизье пешком, мое дорогое дитя. Ты выиграешь время, если будешь ездить на коляске, — заявила старая дама, прекращая тем самым бурные возражения своей протеже.
Несмотря на все преимущества такого способа передвижения, Анжелина часто ловила осуждающие взгляды родственников женщин, к которым она приезжала принимать роды. За ее спиной перешептывались, хмурили брови, порой относились к ней недоверчиво. Накануне, едва она въехала во двор Мессенов, хозяин дома громко заметил:
— Посмотрите на эту особу! Воображает, что она доктор. А ведь я послал за ней телегу!
Это стало для Анжелины больным местом, как говорил ее отец. Обычно люди, нуждавшиеся в услугах повитухи, сами привозили ее к будущей матери, а затем отвозили домой. Но бедняки, чтобы обратиться к ней за помощью, были вынуждены идти пешком, иногда тратя на свой путь несколько часов. Теперь Анжелина могла вместе с ними ехать к роженицам на своей коляске. Она выигрывала драгоценное время и радовалась, что у нее появилась возможность благополучно, порой пуская кобылу в галоп, довозить до дома пациентки ее обезумевшего отца, сестру или мать.
«Дражайшая мадемуазель! — подумала Анжелина. — Что бы я делала без вас?»
Анжелина испытывала глубокое почтение к Жерсанде де Беснак, заботившейся о ней на протяжении многих лет. Эта богатая аристократка родом из Севенн заботилась об образовании и воспитании Анжелины, а потом усыновила Анри, ее сына, рожденного от преступной, но страстной связи с Гильемом Лезажем, молодым буржуа. Маленький мальчик, объявленный наследником де Беснаков, избежал печальной участи незаконнорожденных детей. Но это была тайна, и даже сам Огюстен Лубе не знал, что стал дедом. Год назад Огюстен женился на своей соседке Жермене Марти. И теперь сапожник вел размеренный образ жизни в доме своей второй супруги, окна которого выходили на рыночную площадь города.
— Рысью, Бланка, рысью! — крикнула Анжелина, когда коляска выехала на дорогу, идущую вдоль реки.
Воды Сала, разбухшей от талой воды, омывали корни тополей и ясеней, росших по берегам реки. Расправив крылья, взмыла цапля. Природа просыпалась. Дрозды и синицы, сидевшие на ветках, устроили настоящий концерт. Молодая женщина немного упокоилась. Весна была ее любимым временем года. Ей не надоедало любоваться лугами, поросшими желтыми и розовыми цветами и высокой травой.
Анжелина уже подъезжала к старинному городу Сен-Лизье, примостившемуся на высоком скалистом уступе, когда выглянуло солнце. Золотые лучи озарили серые камни укреплений, охровые крыши двухэтажных домов.
«Как я была бы счастлива, если бы малыш родился живым и здоровым, если бы смогла увидеть, как он припал к материнской груди! — думала Анжелина. — Бедная мадам Мессен! Так жалко ее! Судя по характеру ее мужа, он скоро начнет ее попрекать, что она не сумела родить ему столь желанного сына. Если верить словам его матери, в июле ему исполнится пятьдесят лет, так что неудивительно, что он хочет иметь наследника».
Она пустила кобылу галопом. Колеса крутились быстро, и из-под них во все стороны летели песок и гравий. Анжелина немного натянула вожжи около улицы, которая, устремляясь вверх, вела к колокольне. Склон был слишком крутым, и лошади могли взобраться по нему только шагом.
— Ну, Бланка, давай! — пропела Анжелина. — Крепись, моя красавица!
В свежем воздухе витал запах теплого хлеба. И тут молодая повитуха поняла, что проголодалась. Эжени Мессен не предложила ей ни перекусить, ни выпить чаю или кофе.
«Какие странные люди!» — подумала Анжелина в тот самый момент, когда из заброшенного сада, с левой стороны, выскочила собака. Это была огромная овчарка с густой белоснежной шерстью. Собака звонко залаяла.
— Спаситель! Мой славный Спаситель! Ты ждал меня! — воскликнула Анжелина, попридержав кобылу. — Залезай быстрее!
Овчарка запрыгнула в коляску гораздо проворнее, чем можно было бы ожидать, судя по ее размерам и весу, и положила голову на колени своей хозяйки. Анжелина стала гладить собаку по голове, радуясь ее присутствию.
— Спаситель, ты хотел бы поехать со мной, но дома тебе лучше. На ферме, откуда я возвращаюсь, живет собака, которую наверняка испугал бы твой пыл. Но я же просила Розетту запереть тебя в конюшне!
С этими словами Анжелина продолжила путь. Она свернула на улицу Нёв, а затем выехала на площадь с фонтаном. На паперти собора спал, опираясь головой о стену, нищий, укутанный в коричневый шерстяной плащ. Это был мужчина с седыми волосами и морщинистым лицом.
— Он пришел к первой мессе, — прошептала Анжелина. — Октавия тоже, безусловно, придет.
Улыбка озарила прелестное лицо Анжелины при мысли о служанке Жерсанды де Беснак. Октавия, бывшая протестантка, добровольно перешла в католическую веру, когда ей было уже более пятидесяти лет. Казалось, она преисполнилась решимости наверстать упущенное время, поскольку эта крепкого телосложения особа с еще не поседевшими волосами, очень набожная и жизнерадостная, неизменно присутствовала и на утренних, и на вечерних службах.
— Я посплю несколько часов, а потом навешу своего малыша, — решила Анжелина.
Она горько сожалела, что не может сама воспитывать своего ребенка. Проезжая под аркадами крытого рынка, она мысленно представляла Анри, лежащего в постели в этом причудливом доме с фахверковыми стенами, который был построен на уступе, выбитом в скале. Этот просторный дом, возведенный два столетия назад, покорил Жерсанду де Беснак, большую ценительницу оригинальности и красоты. Она понимала толк в дорогих нарядах, редких безделушках, цветах и себе подобных. Старая дама следила за тем, чтобы прическа ее протеже, одежда, внешний облик были соответствующими… Это раздражало сурового Огюстена Лубе, привыкшего жить скромно. Сапожник старательно избегал общения с этой аристократкой, которая говорила вычурно и вела себя немного вызывающе.
Кобыла наконец очутилась на улице Мобек, проехав через огромные сводчатые ворота, увенчанные башней. Наверху висел колокол, в который громко звонил, отбивая днем и ночью каждый час, городской звонарь Сатурнен.
— Но… ворота открыты! — удивленно произнесла Анжелина вполголоса. — Что случилось?
Коляска въехала во двор. Из низкой двери, увитой плетями цветущей желтой розы, тут же вышла девушка.
— Ах, мадемуазель! Я не ждала вас так рано! — воскликнула девушка. — Сейчас я займусь Бланкой. Я сварила кофе. Он еще теплый.
Темно-каштановые волосы девушки были аккуратно убраны под белый чепец, а в темных глазах искрились радостные огоньки. Розетта взяла у Анжелины вожжи. Она явно пребывала в хорошем настроении.
— Почему ты выпустила Спасителя на улицу? — упрекнула девушку ее хозяйка и подруга. — А ворота? Я же просила тебя закрывать их!
— Мне очень жаль, мадемуазель! Я подумала, что это поможет вам быстрее въехать во двор. А ваша псина… Она проскользнула у меня между ласт!
Анжелина вздохнула. Она приютила Розетту в начале прошлой зимы. Выросшая в бедной семье, оставшаяся после смерти матери на попечении отца-пьяницы и к тому же извращенца, эта прелестная девушка с трудом избавлялась от просторечных словечек.
— Ну, мадемуазель? Он красивый, этот ребеночек? Толстый голыш или куколка?
— Мальчик. Но, увы, он родился мертвым. Это было ужасно, Розетта! Я просто разбита. К тому же, в довершение всех бед, мсье Мессен потерял рассудок от горя. Он выбросил мои инструменты в окно. Теперь надо их прокипятить. Я хочу немного поспать. Разбуди меня около полудня.
— Вот и нет, моя бедная мадемуазель! — возразила служанка. — Надо немедленно отправляться к хозяину таверны. У Фаншоны, его младшенькой, отошли воды. Ну, вы знаете, высокая брюнетка, вышедшая замуж за почтальона.
— Боже, но ведь слишком рано! — воскликнула Анжелина. — Я осматривала ее на прошлой неделе и предположила, что ребенок родится в начале июня.