Господи, помоги! Он — не что иное, как прекрасное синеглазое искушение. Никогда в жизни у Антигоны не было столь мощного желания бросить все и свободно бежать, бежать туда, куда мог занести ее ветер. Просто идти.
Сердце в груди отчаянно застучало, пульс забился в горле от одной мысли, что она натворила бы, если бы составила ему компанию. Какое невообразимое приключение могло бы произойти, если присоединиться к нему и уйти в ночь.
Но что случится потом? Каково будет вернуться домой в полном и настоящем позоре? Ее семья приехала в Нордфилд в карете, предоставленной лордом Олдриджем. Он сможет отказать в такой любезности, если Антигона публично опозорит его, и отправить маму и Касси домой в какой-нибудь фермерской повозке.
Это немыслимо. Кассандра тоже будет опозорена. Лицо сестры, ее тихое, почти безмолвное отчаяние от того, что она пешка в игре матери, заставили остыть разыгравшееся воображение Антигоны. Если она, потворствуя себе, пойдет с Джеллико, то больше всего пострадает Касси.
Антигона не могла позволить себе действовать так эгоистично. И не важно, как отчаянно она этого хотела. Не важно, как сильно искушение воспользоваться этим странным, совершенно очаровательным шансом с этим совершенно очаровательным джентльменом, которого она, возможно, больше никогда не увидит.
— Ничего я так не хотела бы, Джеллико. Но не могу.
Джеллико слышал ее нерешительность, захватывающую дух неуверенность.
— Вы уверены?
Антигона покачала головой, до краев полная горьким сожалением.
— Совершенно уверена. — Она вложила в голос больше решимости. — Но все равно благодарю вас за приглашение. Я только сожалею, что из-за… моей ситуации вам приходится уходить таким способом.
— А я не жалею. Это была хорошая забава. Не причинившая никакого вреда.
Он отпустил ее руку — неохотно, подумала Антигона, — и поклонился. Очень сдержанно, как и полагается джентльмену его калибра.
— Еще раз спасибо, Престон. Вы уверены, что с вами тут все будет в порядке, когда вы останетесь одна? Не лучше ли отважиться с невозмутимым видом вернуться в бальный зал?
— Возможно. — Ее непокорный дух оживился. — Но, видимо, я слишком упряма, чтобы делать то, что следует. Как только вы безопасно уйдете, я тихо поднимусь по лестнице в свою комнату, и с этим вечером будет покончено.
— А, так вы остаетесь здесь.
— Да. Мы гостим у леди Баррингтон. Я уверена, что больше от нее приглашений не последует. Я упакую вещи и уеду на рассвете.
— Да, вероятно, так лучше. И хотя меня не радует расставание с вами, я должен последовать собственному совету и исчезнуть, пока могу. Доброй ночи, мой пугающий друг. Бог в помощь! — С этими словами Джеллико отодвинул кресло, отпер дверь и вышел. Глубины дома поглотили его, будто его здесь и не было.
Глава 6
Антигона не могла спать. Она была в безопасности в своей спальне, рядом с комнатой Касси и напротив комнаты мамы — которые, несмотря на поздний час, были еще на балу, — но не находила облегчения. Голова шла кругом от мыслей, и почти во всех них присутствовал коммандер Уильям Джеллико.
Уилл, как он просил называть его. Уилл.
Одно упоминание его имени приводило Антигону в беспокойство, тревожило, загоняло в тупик, вызывало ощущение, что она не может вдохнуть достаточно воздуха, чтобы выжить. И желание что-то делать. Что-то увидеть за темными стенами комнаты.
Дома, в Редхилл-Мэноре, она выбралась бы из окна посидеть на карнизе, посмотреть на звезды, если погода хорошая, или скользнула бы вниз, в знакомые объятия старого тиса, который тянул ветки к ее спальне, навестила бы свою кобылу в конюшне на другой стороне окруженного стеной сада. Но в Нордфилде нет перспективы такого легкого побега. Длинный прямоугольный конюшенный двор, расположенный под прямым углом к западному крылу дома, находился тремя этажами ниже.
Где-то внизу в этом деловитом улье стояла Резвушка. Когда лорд Олдридж прислал свою карету — модную четырехместную коляску, — он попросил, чтобы Антигона взяла с собой кобылу. Он даже послал конюха, чтобы тот вел кобылу за каретой.
С какой целью лорд Олдридж это сделал, Антигона не знала, но его упорство продолжало точить ей мозг, пока она не поняла, что, сидя у окна и задаваясь вопросами, она никакого облегчения не получит.
В гардеробе, рядом с небольшим запасом ее платьев соседствовала старая шляпная коробка, куда Антигона тайком сунула сверток привычной одежды — свободные бриджи и старый редингот, которые часто надевала дома, когда хотела проехаться верхом на Резвушке. И она рассудила, что в Нордфилде будет куда менее заметной, явившись в конюшню в этот ночной час в образе конюшенного мальчишки, чем в платье или в амазонке. Лучше просто раствориться среди местных работников. Никто так не безлик для аристократии, как вездесущие слуги.
И нет ничего легче. Когда в доме столько гостей, приехавших со своими слугами, можно спрятать волосы под шапку, опустить голову, спуститься по черной лестнице в задний холл и оттуда пройти по длинному коридору к колоннаде, которая вела к конюшенному двору.
Конюшня в Нордфилде была чистая, как того требовал скрупулезный вкус леди Баррингтон и обеспечивали добросовестные работники, но даже самая прилежная метла не могла изгладить успокаивающий теплый запах животных, чистой лошадиной шкуры, сухого сена и овса. Антигона подождала, пока ее глаза привыкнут к сумраку, потом пошла по ряду к широкому стойлу, где ее кобыла навострила уши, безошибочно узнав в темноте шаги своей хозяйки.
О, она умница и красавица, ее черная как смоль Резвушка. Оказаться рядом с ней, вдохнуть знакомый запах, почувствовать теплую силу — все это утихомирило большую часть тревог Антигоны. Прислониться к мягкой шкуре лошади, почувствовать прикосновение ее бархатистой морды — само по себе успокоение.
Снаружи, в стороне от крыла, где разместились верховые лошади, двор был со всех сторон освещен фонарями, поскольку кареты всех фасонов и размеров развозили своих владельцев с бала. Перекликались кучера и конюхи, мальчишки и лакеи. Громыхали колеса, позвякивала упряжь, копыта стучали по булыжникам.
Но в стороне от упряжных лошадей и карет все было тихо и мирно. Сотоварищи Резвушки дремали или лениво жевали сено. Антигона проверила, есть ли в стойле вода, и пошла набрать ведро. Только она переступила через порог, как у стойла Резвушки послышался голос, он эхом отдавался под сводами:
— Ну, что у нас здесь? Привет.
Треугольник света, проникавшего в приоткрытую дверь, высветил лорда Олдриджа.
Антигона не смогла удержаться и нырнула назад, прочь от света, хоть и побранила себя за это. Это шанс. Шанс показать ему, что она на самом деле настоящий сорванец, неисправимая девчонка, как назвала ее миссис Стаббс-Хей. Доказать, что она безрассудная, бесшабашная и совершенно не подходит для того, чтобы стать леди Олдридж.
Но одно дело — принять решение переступить черту, и совсем другое — действительно сделать это.
Антигона подвинула тяжелое ведро. Сейчас она откроет себя. Она ему скажет…
— Вижу, тебе нравится моя лошадь.
Его лошадь? Негодование словно кислотой обожгло горло, но Антигона сдержала нрав и понизила голос, казалось, до самых подметок своих сапог.
— Сэр?
Олдридж сделал шаг-другой к стойлу Резвушки, что казалось для него совершенно нехарактерным, Антигона никогда не видела, чтобы он совершал бесцельные прогулки. Он всегда шагал решительно и целеустремленно. Наверное, он пьян.
— Она красавица, правда? — В его голосе не было раздражения и досады, с какими он разговаривал через дверь библиотеки. Его тон был добрым, почти льстивым. Словно лорд Олдридж втайне радуется. Словно он счастлив.
Он точно пьян.
— Да, сэр. — Антигона ответила, поскольку ответ казался необходимым. Но она тщательно соблюдала дистанцию.
— Мм… — Лорд Олдридж даже говорил как пьяный. Наверное, расслабился, всю ночь потягивая бренди. Но прекрасный коньяк ему не достался. — Я впутался в большую неприятность, чтобы заполучить эту кобылу. У меня на нее большие надежды.
Черт! Этот откровенный, собственнический тон остановил Антигону. И ужаснул. Она покрылась холодной испариной, словно шла сквозь густой туман.
— Что вы имеете в виду?
Ей не следовало спрашивать. Или нужно было потрудиться замаскировать и голос, и яростное возмущение, потому что лорд Олдридж повернулся к ней и вгляделся в темноту, пытаясь рассмотреть.
— Как тебя зовут, приятель? Я тебя раньше тут не видел.
— Я с почтовой станции. — Антигона выпалила первое пришедшее на ум подходящее объяснение и украдкой двинулась к двери.
— Хорошая работа? — Олдридж потянулся погладить кобылу, но Резвушка, столь же застенчивая с чужаками, как и Кассандра, уклонилась от его ласки и отступила.