Софии было совестно, что она до сих пор не обращала на него внимания. Ведь он предлагал ей руку и сердце, а она своим неосторожным, необдуманным отказом наверняка причинила боль — и даже не заметила этого!
А каковы намерения Шеранна? Тут она и вовсе ничего не могла сказать. Вспыльчивый, яркий, огненный, он равно завораживал и отталкивал, сулил жар страстей, в то время, как его соперник обещал преданность и нежность, защиту и уверенность в счастливой будущности.
Быть может, внимание дракона было только красочным миражом, быть может все это — самообман?
Ведь женщины склонны надеяться на большее на основании многозначительных слов, симпатии и выражений приязни, пары танцев и пылких взглядов, тогда как для мужчины все это может быть лишь данью вежливости.
Наконец опустошенная молодая женщина села за пианино, подивившись про себя, что так долго не музицировала, и принялась перебирать ноты. Руки сами нашли листок, исчерканный знакомым почерком Шеранна…
Будто обжегшись, она отбросила в сторону злополучную сонатину и торопливо схватила первый попавшийся лист. Но уже спустя несколько минут обнаружила, что наигрывает совсем другую мелодию — легкую и пронзительную, невесомую и безбрежную… Невыносимо, невозможно драконью.
София поспешно опустила крышку и закрыла лицо руками.
Миновало лишь чуть более недели с той злополучной ночи, когда был убит господин Ларгуссон, а её жизнь совершенно перевернулась! Но убеждения госпожи Черновой оставались неизменными, и они требовали поступить, как должно…
Спустя несколько минут она встала, опершись на пианино. На бледном лице огнем горели глаза, а губы были крепко и решительно сжаты.
Молодая женщина спустилась на кухню и сухо, в недвусмысленных выражениях, приказала домовым более не впускать дракона ни под каким предлогом.
Пусть она не в силах изменить собственных чувств, но в ее воле не допустить ничего предосудительного!
Объект ее раздумий и терзаний тем временем занимался делом сугубо практичным. Придя в себя, Шеранн преисполнился жаждой деятельности, и первым делом решил наведаться к госпоже Дарлассон, после перекинуться несколькими словами с господином Рельским, а также побеседовать с Софией.
Инспектор Жаров признался по секрету, что мировой судья настрого приказал господина Ларина живым не брать, а также тщательно обыскать его дом и изъять все подозрительные вещицы и бумаги, кои следовало уничтожить.
К хозяйке библиотеки предусмотрительный дракон отправился тотчас, лишь прихватив с собою небольшой презент.
Дворецкий поначалу никак не соглашался его впустить, но гость был весьма настойчив (если не сказать нагл и упрям).
В конце концов его допустили к госпоже Дарлассон, но с условием, что визит будет недолгим, поскольку доктор велел ей не переутомляться.
Шеранн вынужденно согласился, и его препроводили в небольшую гостиную, где расположилась раненая гномка. Выглядела она чудесно: неизменный траур смягчала шерстяная шаль нежно-абрикосового оттенка, укутывающая ее плечи, а щеки горели здоровым румянцем.
— Бесконечно рад снова видеть вас, госпожа Дарлассон, — самым великосветским образом начал дракон, сделав над собою усилие. Цветистые обороты и вежливые расшаркивания давались ему нелегко. — Видно, ваш доктор — настоящий кудесник. Вы кажетесь совершенно здоровой.
— И я счастлива, что вы почтили меня своим визитом, — церемонно ответствовала она и тут же закончила со всей своей прямотой: — Но я все еще слаба, поэтому присаживайтесь и рассказывайте толком, что вас ко мне привело.
Он окинул ее внимательным взором, слегка кивнул и начал говорить…
— Значит, он действительно нашел способ убить дракона? — заключила госпожа Дарлассон отрешенно. — А ведь я всего лишь пошутила на этот счет. Кто же знал, что эта острота едва не будет стоить мне жизни?
— Надеюсь, вы оставите все это в тайне? — с едва скрываемой тревогой спросил Шеранн. — Вы ведь понимаете, сколько дел может натворить это заклятие! Стоит властям лишь дознаться, что есть легкий способ убить детей стихии, вместо того, чтобы договариваться и идти на уступки, и наша участь будет решена. Но жить на поводке мы не сумеем.
— Не беспокойтесь, я все понимаю и буду молчать. — Заверила рассудительная гномка. — И сделаю все, как вы просите. Господин Ларин интересовался в библиотеке одной книгой, думаю, будет лучше отдать ее вам.
Она позвонила и велела горничной принести из ее спальни фолиант в темно-синем переплете. Спустя несколько минут хозяйка библиотеки самолично вручила дракону искомый том, с пометками господина Ларина на полях.
— Спасибо, — поклонился Шеранн, вздохнув с облегчением. Теперь опасные записи старшины пожарных были в его руках, а значит, одной заботой меньше. Жаль только, что найти убийцу и отобрать у него дневники Шезарра пока не удалось. — Примите в знак благодарности вот эту вещицу.
Он достал из кармана небольшой мешочек, развязал горловину и вытряхнул на ладонь самый крупный бриллиант из всех, что доводилось видеть гномке. Форма, огранка, розовая окраска, отсутствие мелких огрехов — все было безупречно. Цепочка тонкого плетения и простая оправа оттеняли великолепие камня.
Госпожа Дарлассон протянула дрожащую руку, осторожно погладила украшение. Поколебалась, нахмурилась и отодвинула подношение, после чего для верности спрятала руки за спину.
— Не нужно. Это слишком дорогой подарок. Лучше пообещайте мне… — она запнулась, напряженно всмотрелась в его лицо и закончила: — пообещайте, что не обидите девочку!
— Девочку? — переспросил дракон.
— Вы знаете, о ком я! — передернула плечами хозяйка библиотеки и призналась: — Мне ее жаль. Она совсем не годится для таких игр… — поколебалась и добавила тихо: — Как я когда-то…
Шеранн задумчиво крутил в руках отвергнутый подарок. Разумеется, он прекрасно понял просьбу гномки. Он решительно опустил камень на одеяло на коленях госпожи Дарлассон и гибко поднялся.
— Не стоит беспокоиться, я не сделаю ничего против ее воли!
Он лукаво усмехнулся, и, по-кошачьи легко ступая, выскользнул из комнаты, оставив гномку размышлять о туманности данной формулировки…
Дальше ему повезло куда меньше, поскольку госпожа Чернова наотрез отказалась его принять.
Ему попросту не открыли дверь!
Это неожиданно привело Шеранна в отличное настроение…
Господин Рельский не желал стеснять Софию, а потому отправился в Чернов-парк с таким расчетом, чтобы явиться после обеда.
Он наскоро подкрепился пирогом с почками и пинтой портвейна и отправился в Чернов-парк.
Мировой судья спешился у входа, обвел взглядом ухоженные клумбы и нежно улыбнулся. Она всегда любила свои цветы, и все друзья знали, что Софию можно порадовать клубнем или отростком какого-нибудь редкостного растения. Палисадник всегда был ее любимым детищем. Поздней весной он был великолепен: яркие бутоны и сочная зелень радовали глаз.
Но сегодня здесь притаился дракон, словно змея под колодой, и от этого настроение Ярослава мигом испортилось.
Отчего-то Шеранн не спешил стучаться в дверь, лишь задумчивым взглядом изучал дом, прислонившись к старой яблоне.
— Добрый день! — произнес он лениво.
— Приветствую, — вынужденно поздоровался господин Рельский, безуспешно пытаясь скрыть недовольство. Как будто дракон задался целью постоянно мешать им с Софией, не давая шанса остаться наедине, и это вызывало понятную досаду мирового судьи. — Почему вы не заходите в дом?
— Боюсь, госпожа Чернова не желает меня видеть, по крайней мере, наедине, — усмехнулся дракон. — Хотя мы по-прежнему расследуем одно дело, и у меня есть новости.
Мужчина помолчал мгновение, оценивая услышанное. Выходит, София не уверена, что при личной встрече сможет противостоять обаянию Шеранна, но намерена бороться с искушением.
Впрочем, избегать соблазнов — это не лучший способ бороться с ними.
— Что ж, тогда нам остается выяснить, примет ли госпожа Чернова нас двоих. — Вымолвил господин Рельский.
Шеранн благодарно поклонился, но мужчине почудилась насмешка в этом картинном жесте. Несомненно, дракон рассчитывал на то, что мировой судья из вежливости предложит его сопровождать, поэтому и ожидал неподалеку, и его расчет оказался верным.
Разумеется, София велела впустить господина Рельского и его друга, пусть это и противоречило ее решению.
Госпожа Чернова в глухом черном платье нынче походила на затворницу: чинно сложенные руки, крепко сжатые губы и равнодушный наклон головы вместо приветствия. Лицо осунулось, глаза лихорадочно блестели, а белизну кожи не нарушала даже тень румянца.
И только сердце предало хозяйку, на мгновение замерев в груди при виде знакомых огненных очей.