Долетел его вопль до микрофона или нет — так и осталось тайной, поскольку, найдя уязвимое место на груди каменной богини, пули вызвали своего рода цепную реакцию, которая выглядела столь величественно, что о кличах и криках тут же пришлось забыть.
Богиня стала разваливаться на куски, вернее, тяжелые броневые плиты.
Обломки сыпались дождем, поэтому солдатам пришлось отойти на безопасное расстояние. Вот тут-то им и открылась суть происходящего: броня отслаивалась отнюдь не под воздействием пуль!
Тело разрушалось, поскольку Коатлик сама разламывала свое убежище — словно змея во время линьки.
Она отбрасывала все тяжелое и ненужное, чтобы теперь уже налегке возобновить путешествие.
— Диспарен! — приказал Сарагоса.
И его солдаты снова открыли огонь по коричневой, уже без металлических вкраплений каменной громаде. Но, увы, пули только высекали искры из камня.
Федералы, суеверно крестясь, торопливо попятились к своим бронетранспортерам.
— Да, это Коатлик, — прошептал Сарагоса.
И тут среди всего личного состава возобладал здравый смысл. Солдаты попрыгали в броневики, мгновенно завели двигатели и с лязгом покатили к спасительному Юкатану.
Вполне вероятно, что затяжной дождь, зависший в воздухе черной пеленой, помешал камерам заснять что-либо путное. Впрочем, не важно. Эфраин Сарагоса получил весьма наглядный урок. Слава — ничто, пустой звук. Главное — это жизнь! Кроме того, в круг его обязанностей схватки с ходячими каменными болванами отнюдь не входили.
Так-то вот.
Глава 51
— Я вот тут подумал... — начал было Уинстон Смит, перекрывая шум мотора и обращаясь к Ассумпте.
— Си?
— Так вот. Я подумал и решил, что мы с тобой ведем полную опасных приключений жизнь, и опасность подстерегает нас на каждом шагу. Она столь же привычна для нас, как бобы и рис. В любой момент нас могут ухлопать, как мух.
— Что ж, ты недалек от истины, — согласилась Ассумпта.
— Как только мы присоединимся к Верапасу, ничего уже нельзя будет гарантировать. Уже завтра — да что там завтра, — сегодня вечером над нами нависнет смертельная угроза. Даже сейчас наши шансы выжить примерно пятьдесят на пятьдесят.
— Это верно, чилито мио.
Уинстон моргнул.
— Что-что?
— Мой маленький зелененький перчик чили, — потупилась Ассумпта.
— Да, так что я хотел сказать? Ага. Почему бы нам по причине всего вышеизложенного не посадить на землю эту сбивалку для яиц и не заняться любовью прямо сейчас? И тогда — что бы ни случилось с нами потом — мы могли бы по крайней мере сказать, что узнали настоящую любовь, прежде чем проститься с жизнью.
— У нас мало горючего...
— Да-да, конечно, но не хотелось бы, чтобы нехватка горючего как-то повлияла на твое решение.
— Сначала заправимся, а уж потом предадимся любви, как настоящие герильерос.
— Здорово, — сказал Уинстон. — По-моему, в-о-о-н та полянка выглядит на редкость привлекательно.
Вертолет стал снижаться над избранным Уинстоном прибежищем любви. За секунду до посадки, однако, машина едва не взмыла — казалось, вмиг вылились все остатки топлива и корпус стал легче. «Да, надо будет основательно покопаться в моторе», — подумал Смит.
Заглушив двигатель, парень повернулся к Ассумпте.
— Вот мы и приземлились.
На фоне прозрачного козырька кабины точеное лицо девушки смотрелось как античная камея. И Уинстон нагнулся к ней, чтобы поцеловать. Их руки одновременно ударились о рукоятки управления. Ассумпта расхохоталась, а потом прижала губы ко рту Смита. Он тотчас задался вопросом: просовывать девушке в рот язык или подождать? Первые поцелуи всегда какие-то хаотичные и не поддаются логическому объяснению...
Где-то снаружи послышался громкий стук, и звук этот властно вмешался в их молчаливую прелюдию любви. Уинстон, впрочем, не обращал внимания.
Звук повторился.