– За самый быстроходный пароход на реке! – ответил Марш, и они выпили.
Капитан едва не поперхнулся. Хранимый для собственного употребления напиток Йорка обжег его глотку огнем, охватив своими горячими щупальцами все нутро. Но в нем чувствовалась какая-то клейкая приторность, какой-то почти неуловимый неприятный запах, который не могли скрыть ни крепость, ни сладость. Создавалось впечатление, будто в бутылке витает запах разложения.
Свой бокал Джошуа Йорк осушил одним длинным глотком, откинув голову назад. Отставив бокал, он посмотрел на Марша и снова рассмеялся:
– Выражение твоего лица, Эбнер… в нем есть что-то от гротеска. Не старайся быть вежливым. Я предупреждал тебя. Почему бы тебе не хлебнуть немного шерри?
– Думаю, что это не помешает, – ответил Марш. – Нет, не помешает.
После того как двумя бокалами шерри ему наконец удалось перебить вкус, оставленный напитком Йорка, и Марш перестал ощущать во рту его запах, они начали разговаривать.
– Что ты намереваешься делать после Сент-Луиса, Эбнер? – спросил Йорк.
– Заняться обслуживанием коммерческих линий Нового Орлеана. Для такого большого судна, как это, нет иного пути.
Йорк нетерпеливо встряхнул головой:
– Знаю, Эбнер. Меня интересует другое: как ты намерен исполнить свою мечту побить «Эклипс»? Как ты собираешься найти его и вызвать на состязание? Я не стану возражать, если это никак не отразится на нашем расписании и не изменит наших планов.
– Хотелось бы и мне, чтобы все было так просто, как представляется… Увы, Джошуа, по реке ходят тысячи пароходов, и всем им хочется побить рекорд «Эклипса». Но им, как и нам, нужно придерживаться маршрута, перевозить пассажиров и грузы. Они не могут постоянно устраивать гонки. С другой стороны, капитан «Эклипса» был бы полным идиотом, если бы легко принимал вызов. В конце концов, кто мы такие? Новенький, с иголочки, пароход, сошедший со стапелей Нью-Олбани, о котором никто слышать не слышал. «Эклипсу» есть что терять, но взамен, после гонок с нами, он не получит ничего. – Эбнер опустошил еще один бокал шерри и протянул его Йорку для новой порции. – Нет, сначала нам придется много работать, чтобы сделать имя, приобрести репутацию в верховье и низовье реки. Только после этого люди начнут судачить о том, какими быстроходными качествами обладает наш пароход и кто из двоих будет быстрее – «Грезы Февра» или «Эклипс». Может быть, мы повстречаемся с «Эклипсом» на реке пару раз и попробуем обойти его.
Нужно заставить людей говорить, заставить их спорить. Может быть, мы пройдем одним из маршрутов «Эклипса» и побьем его время. Знаешь, на маршрутах предпочтение всегда отдается более скоростным судам. То же можно сказать о пассажирах. Они предпочитают путешествовать на известных кораблях, конечно, если у них водятся деньги. Как ты сам понимаешь, должно случиться следующее: люди начнут говорить, что в низовьях реки наше судно самое быстроходное, тогда и коммерческие предложения посыплются на нас как из рога изобилия. Если «Эклипс» начнет нести материальный ущерб, вот тут-то его и заденет за живое. Тогда нам только останется выиграть гонку и еще раз доказать, что мы самые быстрые.
– Понятно, – сказал Йорк. – Итак, поездка в Сент-Луис должна стать началом нашей доброй славы, верно?
– Сейчас я не собираюсь побивать никакие рекорды. Пароход новый, и мы должны обкатать его. А пока у нас на борту даже нет постоянных рулевых, никто еще по-настоящему не знаком с поведением судна. Кроме того, нужно дать Уайти время отладить паровые машины и ходовую часть, научить обращаться с ними своих помощников. – Марш поставил на стол пустой бокал. – Правда, не хочу сказать, что у нас нет иного способа показать себя, – добавил он с улыбкой. – Извлечь выгоду из того или другого на маршрутах. Поживем – увидим.
– Хорошо, – кивнул Джошуа Йорк. – Еще шерри?
– Нет, – ответил Марш. – Думаю, нам пора спуститься в салон. Я куплю тебе выпивку в нашем баре. Могу заверить тебя, что она окажется куда лучше, чем твой напиток.
Йорк улыбнулся.
Эта ночь для Эбнера Марша была особой – волшебная ночь, воплощение мечты. Он мог поклясться, что она длилась по меньшей мере сорок или пятьдесят часов. Они с Йорком не сомкнули глаз до рассвета: много пили, вдоль и поперек исходили корабль… На другой день Марш проснулся с такой головой, что не мог вспомнить и половины того, что происходило накануне ночью. Но некоторые эпизоды прочно врезались в память.
Он помнил, как вошел в большой салон, который оказался роскошнее, чем прекрасные залы лучших отелей мира. Сиял, переливаясь, свет, источаемый хрустальными канделябрами. Зеркала вдоль длинных стен узкого зала зрительно увеличивали его, делая в два раза шире. Народ толпился в основном у бара. Разговоры велись о политике и тому подобных вещах. Марш подошел к пассажирам и некоторое время слушал жалобы относительно аболиционистов и споры о перспективе Стивена Эй Дугласа стать президентом.
Йорк тем временем поздоровался с Брауном и Смитом, игравшими в карты; их партнерами по игре были плантаторы и один игрок с дурной репутацией. Кто-то наигрывал на рояле, двери кают первого класса все время открывались и закрывались. Помещение было наполнено светом и смехом.
Позже они спустились на основную палубу, в совершенно иной мир; уставленная грузом, она кишела простым людом. Грузчики и матросы, свернувшись калачиком, спали на канатных бухтах и мешках с сахаром. Семьи сидели, сгрудившись вокруг маленьких очагов, сооруженных для приготовления пищи. Из-за трапа, покачиваясь, вышел пьяный. Машинное отделение озаряли багряные отблески света из раскаленных топок. В самом центре всего этого ада в промокшей от пота рубахе, с копотью на бороде, находился Уайти. Чтобы помощники услышали его в реве топок, шипении пара и шлепанье колес по воде, Уайти приходилось кричать. Движущиеся взад-вперед исполинские поршни вызывали благоговейный ужас. Некоторое время, пока жара и запах машинного масла не стали непереносимыми, Марш с Йорком наблюдали за этим царством силы и мощи.
Потом они вышли на штормовой мостик: обдуваемые прохладным ветром, прохаживались и болтали, передавая друг другу бутылку вина. Звезды в небе сияли, как крупные бриллианты. На носу и корме судна развевался флаг «Грез Февра». Со всех сторон их обступала черная река, она была чернее самого черного раба из всех, когда-либо виденных Маршем.
В пути они находились всю ночь. В рулевой рубке Дейли отстоял самую длинную в своей жизни вахту. Судно двигалось с приличной скоростью. На темной Огайо их окружали ночь и одиночество. Ничто не прерывало их плавного бега – ни топляк, ни коряги, ни песчаные отмели. Только дважды для верности приходилось посылать вперед ял для измерения глубины, но оба раза грузило показывало, что путь свободен, и «Грезы Февра» продолжал свой путь.
Иногда на берегу просматривались отдельные дома. Большей частью они были темными, запертыми на ночь, лишь однажды в высоком окне дома мелькнул зажженный свет. Интересно, размышлял Марш, кто коротает там бессонную ночь и что думает, видя проходящий мимо корабль. С освещенными палубами, звучащей музыкой и смехом, с затейливой вязью голубых с серебром букв, которыми было обозначено его имя, он скользил по реке со шлейфом дыма и россыпью искр, производя наверняка неизгладимое впечатление. Маршу даже отчаянно хотелось оказаться на берегу, посмотреть на это незабываемое зрелище.
Приподнятое настроение и восторженность достигли апогея около полуночи, когда впереди заметили шлепающий по воде второй пароход. Увидев его, Марш толкнул локтем Йорка и поспешно проводил его в рулевую рубку. Народу там собралось много. За штурвалом, потягивая кофе, по-прежнему стоял Дейли. Два других рулевых и еще трое пассажиров сидели за его спиной на диване. Среди пришедших рулевых не было ни одного из нанятых Маршем; профессия позволяла им путешествовать бесплатно, таков закон реки. Обычно они поднимались в рулевую рубку, чтобы переброситься словом-другим с человеком за штурвалом и последить за рекой. Марш не обратил на них ни малейшего внимания.
– Мистер Дейли, – обратился он к рулевому, – впереди пароход.
– Я его вижу, капитан Марш, – ответил Дейли с лаконичной усмешкой.
– Интересно, что это за судно? Ты не знаешь?
Каким бы оно ни было, с первого взгляда было ясно, что относилось судно к разряду заднеколесных лоханок с квадратным, плоским, как коробка галет, капитанским мостиком.
– Уверен, что не знаю, – ответил речник.
Эбнер Марш повернулся к Джошуа Йорку:
– Джошуа, ты настоящий капитан, и мне бы не хотелось брать на себя слишком много, но, честное слово, меня разбирает любопытство, что это за судно впереди нас. Почему бы тебе не приказать Дейли обогнать его, чтобы я мог немного расслабиться.