Раньше его сотрудничество с западными спецслужбами было окутано для него самого флером романтизма: как-никак, он ощутимо вредил советской власти, которую люто ненавидел в душе. А потом, когда Советский Союз распался, эта тайная война превратилась в обыкновенную работу, дающую неплохие средства к существованию. Да и прежнего занятия он не бросил, хотя и порывался. Но как крыша работа в торговом представительстве Литовской электротехнической фирмы в Москве устраивала его настоящих хозяев. Она давала возможность легально перемещаться по всему миру, иметь многочисленные контакты, встречаться с политиками на уровне министров небольших стран, не привлекая к себе особого внимания.
Самолет чешской авиакомпании принял на борт пассажиров и взмыл в небо. Путешествовать самолетами Гидравичюс любил, хотя до Праги путь недолгий и поездом. Но он терпеть не мог идиотской, как ему казалось, стоянки в Бресте, когда пару часов меняют колеса. Выигрыш времени при путешествии по воздуху был небольшим, но ощутимым, особенно когда время для тебя – деньги.
В Праге его встретил водитель с машиной. Так было заведено, Гидравичюс к этому привык. Привык к водителю, привык к автомобилю. Даже вопроса никогда не возникало, будет его кто-нибудь встречать или нет – это было как восход солнца утром.
Неприметная «шкода» проехала по окраинам города и свернула в предместье. Здесь, среди особняков начала века, находилось довольно большое здание – оно выделялось среди своих собратьев не столько высотой, сколько протяженностью.
Длинный двухэтажный дом, похожий на школу, с колоннами, увенчанными ионическими капителями, задвинутый несколько в глубь квартала, был отгорожен от улицы тремя рядами старых тополей, уже немного подгнивших изнутри, обветшавших, грозивших рухнуть при сильном порыве ветра. Но владельцы особняка спиливать их не спешили: ведь и сам особняк был под стать этим старым деревьям. Местами осыпавшаяся краска, растрескавшаяся штукатурка, на окнах не новомодные металлические, покрытые пластиком рамы, а старая добротная дубовая столярка, уже почерневшая от времени.
У парадного входа стояла дюжина легковых автомобилей и микроавтобусов. Никаких вывесок на фасаде – можно было подумать, что это частное владение, но уж очень запущенным выглядел окружавший дом небольшом парк с обветшалым фонтаном, в котором плавали почерневшие листья. Жившие в этом районе люди помнили, что раньше в особняке находилась какая-то социалистическая контора, занимавшаяся статистикой и сгинувшая вместе с социализмом. Но мало кто знал, что изнутри теперь здание отремонтировано и оборудовано по последнему слову техники. Об этом можно было лишь догадываться, заметив небольшие телекамеры, укрывшиеся между колонн над всеми входами, даже над теми, которые никогда не открывались. Такие же камеры были укреплены на осветительных мачтах фонарей в парке, так что из здания можно было видеть все, что происходит снаружи, оставаясь при этом незамеченным.
Витаутас Гидравичюс остановился на крыльце перед входной дверью – самой обыкновенной на вид, только без ручки. Послышался щелчок, дверь плавно отворилась. В глубине небольшого холла виднелась стойка. В окружении маленьких мониторов, на которых сменялись картинки окружавших дом пейзажей, сидел мужчина в добротном черном костюме, чуть великоватом, зато не сковывающем движения. В стойку был вмонтирован небольшой плоский экран желтоватого цвета.
Гидравичюс привычно положил на него правую руку и подождал. Вспыхнул яркий желтый свет, как на ксероксе, когда тот делает копию. Мужчина посмотрел на другой экранчик, на котором сменявшиеся строчки остановились, и вежливо улыбнулся, кивком указав на белую железную дверь, тоже без ручки, с цифровым замком.