Тут Идальго невольно зевнул. Чувствовалось, что полет его здорово вымотал, но самое трудное было уже позади. Два часа лета над сушей по сравнению с рискованным путешествием к Ямайке являлись сущим пустяком. Джек Мейер кивнул:
– Я понял, Идальго…
Когда они допили кофе, пилот отнес кружки в жилой модуль. Педро высунулся в дверь и крикнул на прощание:
– Счастливой посадки, Идальго! Заглядывай, если что! Всегда рад тебя видеть!
Идальго махнул рукой, быстро взобрался по лесенке в самолет, прошел в кабину и запустил двигатели. Пока они прогревались на малых оборотах, он забросил в грузовой отсек легкую стремянку, потом убрал выкидную лестницу и закрыл дверь.
Джек Мейер, уже натянувший шлем, сходил в туалет. Когда он вышел из него, Идальго начал выруливать к взлетной полосе. На этот раз Джек забрался в гамак, даже не став дожидаться взлета…
50 Венесуэла, Гвианское нагорье, массив Торрхейма
Для начала Логинов с крайней осторожностью обследовал ближайшие подступы к джипу, потом быстро осмотрел его багаж. Пару минут спустя он был уверен, что стрелок приехал один. Об этом красноречиво свидетельствовал набор пожитков.
После этого Виктор включил фонарь и оглядел раны стрелка. К счастью, артерии были не задеты, так что его жизни пока ничто не угрожало. Логинов вернулся к джипу, отыскал аптечку и начал делать перевязку. Стрелок пришел в себя. Виктор сказал по-английски:
– Тихо, амиго! – Потом спросил: – Кто ты?
При свете фонаря Логинов успел рассмотреть своего противника как следует. Это был латиноамериканец – не метис и не самбо, а, скорее всего, чистокровный индеец. Прикрыв красные слезящиеся глаза, он пробормотал что-то невнятное, вроде, по-испански.
– Ты говоришь по-английски? – продолжая бинтовать плечо, по слогам выговорил Виктор.
Индеец сперва скривился от боли, потом покачал головой:
– Нет…
– Ладно, успеется! – сказал Логинов и начал завязывать концы бинта.
Индеец снова скривился от боли.
– Вставай! – показал знаком Виктор.
Индеец поднялся, Логинов усадил его на пассажирское сиденье джипа, быстро, но надежно связал руки, после чего примотал к спинке. Только после этого он закурил, блаженно затянувшись. Сделав еще несколько затяжек, посветил фонарем в багажник джипа. Обнаружив там вполне подходящую по длине веревку, он закрыл багажник, вытащил из кармана и включил рацию.
– Гром-один, ответь Грому-два!
– Ты в порядке?! – послышался взволнованный голос Домбровского.
– Да! А у тебя что?
– Порядок! А что там за вспышки?! – спросил Домбровский.
– Это не для эфира! – отрезал Логинов. – Давай топай к стенке! Понял?
– Да!
– Конец связи!
Сунув рацию в карман, Виктор докурил сигарету до фильтра, затоптал окурок, заодно подобрав и сунув на малогабаритное заднее сиденье джипа пневматическое ружье. После этого он аккуратно снял с одной стороны маскировочную сеть, чтобы освободить выезд, и уселся на водительское сиденье.
Движок джипа, несмотря на весьма и весьма преклонный возраст, завелся с полоборота. Логинов немного прогрел его и включил фары. Они оказались со специальными маскировочными колпаками. Включив передачу, Виктор медленно выбрался из кустов и так же медленно направился к краю нагорья. Там он заложил вираж и остановил джип боком метрах в пяти от обрыва.
Выключив двигатель, направился к краю нагорья, присвечивая себе фонарем. Отыскав более-менее безопасный подход, он свесился вниз и позвал:
– Паша! Паша!
– Я здесь! – отозвался стоящий метрах в пятнадцати справа Домбровский.
Луч его фонаря запрыгал по дну котловины. Логинов дождался, пока он подойдет, и сказал, наклонившись:
– Сейчас я тебе спущу индейца…
– Какого индейца?
– Того, который вашего мула подстрелил! Руки у него связаны, но как освободишь от обвязки, смотри, чтобы не кинулся наутек! А то еще грохнется в расщелину к мулу, вся работа насмарку! Понял?
– Понял! А ты его…
– Я спрашиваю, ты понял? – перебил Домбровского Виктор.
– Понял, понял!
– Ну тогда жди! Только отойди подальше, а то вдруг стенка обвалится…
51 Колумбия, небо над рекой Томо
Гидроплан огромной птицей несся в ночном небе. Джек Мейер посмотрел на часы. Судя по времени, они минут через тридцать-сорок должны были приблизиться к Пуэрто-Нариньо. Прилегающие к Венесуэле районы Колумбии Мейер знал неплохо. Сейчас они должны были лететь над равниной Льянос, и Джек вдруг вспомнил, как в начале своей работы на должности начальника отдела Кубы и Венесуэлы пытался вникнуть в то, что она из себя представляет. Он до сих пор помнил наизусть следующий текст: «В геологическом отношении Льянос является субандийским передовым прогибом, отделяющим молодые сооружения Анд от Гвианского щита докембрийской Южноамериканской платформы».
Но это были еще цветочки. С Льянос, которая на территории Венесуэлы называлась также Льянос-Ориноко, разобраться было несложно. Это была частично низменность, частично более возвышенная территория столовых массивов в долине Ориноко. Гораздо сложнее было разобраться с Симоном Боливаром, которого в Венесуэле почитали, пожалуй, почище Иисуса.
В начале своей деятельности Боливар находился в тени Франсиско де Миранды. Именно Миранда руководил борьбой за независимость южноамериканских колоний от Испании с 1806 года. Он был прозван народом Предтечей и в 1811 году провозгласил независимость Венесуэлы. Однако уже через год, в 1812-м, испанцы пленили его, и борьбу возглавил Симон Боливар.
Кровопролитная война с испанцами длилась еще десять лет и завершилась только в 1821 году. Боливар, прозванный Освободителем, стал президентом Великой Колумбии, в состав которой входили Венесуэла, а также нынешние Колумбия с Панамой и Эквадор. Только после его смерти в 1830 году Великая Колумбия распалась, и Венесуэла стала самостоятельной республикой.
Неудивительно, что Боливар являлся национальным героем Венесуэлы, однако формы, в которых это воплощалось, были несколько диковинными. Именем Боливара в Венесуэле называли все, что только можно. Самая высокая вершина страны – 5007 метров – тоже носила его имя. Но не только. Альпинисты, покорившие ее, во время восхождения несли на себе бюст Боливара, чтобы установить его как можно выше. И им это удалось – бюст стал самым высокогорным Боливаром в мире.
Центральные площади всех, даже самых крошечных, городов Венесуэлы также носили имя Симона Боливара. Причем на них в обязательном порядке стоял его памятник. Установка памятников проводилась городскими властями с обязательным соблюдением весьма сложных правил: если Боливар одержал победу в сражении непосредственно в окрестностях данного города, его бронзовое изваяние должно было сидеть верхом на коне с обнаженным оружием; те же города, через которые или рядом с которыми он хотя бы однажды проезжал, должны были ограничиваться только бюстом героя. При этом, поскольку во времена Боливара дела с фотоаппаратами в Южной Америке обстояли не очень, скульпторы разных провинций Венесуэлы изображали Боливара совершенно по-разному. Так что порой даже отдаленного сходства во всех этих многочисленных памятниках обнаружить было сложно…
Бам-с! – вдруг услышал задумавшийся Джек Мейер. Бам-с! Бам-с! Бам-с!
Ощущение было такое, будто гидроплан вдруг угодил в заряд крупного града. Его корпус содрогался от ударов, стонал и скрежетал. Джек Мейер сам не понял, как выскочил из гамака. В следующий миг из кабины послышалось ругательство Идальго, и пол вдруг ушел из-под ног Джека, зато противоположная стенка прыгнула на него, припечатав прямо по лбу…
52 Венесуэла, Гвианское нагорье, северо-западное подножие плато Альтимейра
– Ну что? – крикнул Логинов от джипа. – Паша! Что у тебя?
– Все! – донесся из-под обрыва приглушенный голос Домбровского. – Он на земле, только немного смайнай, а то я его так не отвяжу!
Логинов на всякий случай не стал резко бросать привязанную к джипу веревку, а отпустил по чуть-чуть. Пока он дошел до края нагорья, Домбровский успел отвязать спущенного в котловину индейца.
– Порядок! – крикнул он.
– Положи его на землю и глаз не спускай! – велел Логинов.
Закинув за спину пневматическую винтовку, он поправил на груди ремень и, выбрав слабину, ухватился руками за уходящую к джипу веревку. Морочиться с обвязкой Виктор не стал, поскольку спуск в котловину особой сложности даже для совсем неважного альпиниста не представлял.
Минуты три спустя Логинов был уже внизу. Домбровский, как и приказал ему Виктор, маячил над лежащим боком на земле индейцем. Логинов снял с себя винтовку и протянул начальнику первой экспедиции:
– Держи трофей, Паша! Та самая, из которой вас обстреляли у расщелины!
Отдав винтовку, он поднял за шиворот пленного и легонько подтолкнул: