В сентябре Хонма-сан стал президентом Кредитного банка и попытался разобраться, кто и когда выдавал «левые» кредиты.
Пятнадцатого сентября он повесился в номере одного из отелей Осаки, написав трогательное прощальное письмо жене и детям. Тело быстренько кремировали, и никакого расследования полиция не провела.
И это далеко не единственный случай. Хонма стал седьмым представителем финансовой элиты, совершившим самоубийство в период с 1997 года, когда впервые просочилась информация о крупномасштабных махинациях в Кредитном банке. Среди самоубийц — депутаты парламента, управляющий Национального банка Японии, начальник отдела малого и среднего бизнеса при министерстве финансов... Ни по одному из семи случаев расследования проведено не было. Не позволили.
Оказывается, Тацу не такой и параноик!
— Ходят слухи, что в якудзе есть специалисты, занимающиеся «естественными» смертями. К своим жертвам они выезжают по ночам, диктуют предсмертные записки, накачивают транквилизаторами, а потом душат. В результате все выглядит так, будто человек повесился.
— У вас есть доказательства?
— Пока нет, но ведь дыма без огня не бывает!
Сняв очки, Булфинч осторожно протер линзы.
— Скажу вам кое-что еще. В министерстве строительства дела гораздо хуже, чем в банках. В строительном секторе работает каждый шестой японец, именно отсюда поступает финансовая помощь ЛДП. Хотите изменить Японию — начинайте со строительства. Мидори, ваш отец был очень смелым.
— Знаю, — тихо сказала девушка.
Интересно, она до сих пор верит, что он умер от инфаркта? Так, запахло жареным!
— Я рассказал все, что знал, — произнес Булфинч, — теперь ваша очередь.
— Можете назвать причину, по которой Кавамура мог явиться на встречу с вами без диска?
— Нет!
— То есть встречались вы именно ради передачи диска?
— Да, причем до этого многократно обсуждали детали. В то утро Кавамура должен был принести диск.
— Может, он не смог скачать нужную информацию, вот и пришел с пустыми руками...
— Нет, мы созванивались накануне вечером, и он дал понять, что все в порядке. Оставалось только встретиться.
Внезапно меня осенило.
— Мидори, где жил твой отец?
Я прекрасно знал, где жил Кавамура, но не сообщать же об этом его дочери!
— В Сибуйе.
— В каком чоме? — уточнил я, имея в виду небольшие кварталы, на которые делятся административные районы Токио.
— В Сан-чоме.
— Это ведь в начале Догензаки? До станции метро?
— Да.
Я повернулся к Булфинчу:
— На какой станции в то утро сел Кавамура?
— В Сибуйе и сел.
— Есть у меня одна идея, нужно проверить... Если что-то получится, дам знать.
— Постойте... — начал журналист.
— Понимаю, вам неприятно, и все-таки придется мне довериться. Надеюсь, я смогу найти диск.
— Каким образом?
— Говорю же, есть одна идея. — Я начал пятиться к двери.
— Я пойду с вами, — заявил Булфинч.
— Исключено! Я работаю один.
— Я пойду с вами, — повторил журналист, хватая меня за руку.
Я смерил его взглядом, и он тут же меня отпустил.
— Вы уйдете из магазина первым, — спокойно сказал я. — Спускайтесь к Омотесандо-дори. Я отведу девушку в безопасное место, а потом проверю свою догадку. Как только что-то узнаю, позвоню.
Булфинч растерянно смотрел на Мидори.
— Все в порядке, — улыбнулась девушка. — Мы на вашей стороне.
— Кажется, у меня нет выбора, — пробормотал он, обжигая меня негодующим взглядом. Но я понял, что он на самом деле затеял.
— Мистер Булфинч, — чуть слышно проговорил я, — даже не пытайтесь за мной проследить. Я сразу замечу и могу забыть, что мы друзья.
— Ради всего святого, скажите, что вы задумали! Я же помочь хочу!
— Спускайтесь к Омотесандо-дори. Я скоро позвоню.