А вот и ослепительно чистые бокалы!
— Неразбавленный? — спросил Сатох-сан, не зная, что любит Мидори.
— Да! — ответила она, чем снова заслужила одобрение хозяина, который, отлив напиток, бережно закупорил бутылку.
— Секрет этого виски — в сочетании «несочетаемых» ароматов. Они гармонируют, образуя неповторимый букет, — объяснил Сатох-сан, превратившись в лектора. — Здесь присутствуют ароматы дыма, торфа, хереса и морской соли. Словно непризнанный гений, этот виски ждал своего часа целых сорок лет. А сегодня с ним познакомитесь вы. Наслаждайтесь!
— Мне даже страшно, — призналась Мидори и подняла бокал, чтобы посмотреть сквозь янтарную жидкость на свет.
— В этом баре всегда так: дегустация нового сорта сопровождается небольшой лекцией. Сатох-сан любит преподносить товар лицом.
Девушка пригубила виски и несколько секунд молчала, наслаждаясь сложным букетом.
— Здорово! — наконец проговорила она. — Огонь, лед и свежее дыхание моря.
— Совсем как ваша музыка!
Улыбнувшись, Мидори легко коснулась меня плечом.
— Мне так понравилась наша беседа в «Цуте»! Пожалуйста, расскажите о себе еще что-нибудь!
— Вряд ли вам будет интересно...
— Попробуйте, а я решу, интересно мне или нет.
Похоже, девушке больше нравится слушать, чем говорить, что не слишком для меня удобно. Но другого выхода нет — придется рассказывать.
— Долгое время домом для меня был небольшой городок на севере штата Нью-Йорк. Именно туда после смерти отца увезла меня мама.
— А после этого вы приезжали в Японию?
— Несколько раз. Когда я был в седьмом классе, бабушка и дедушка со стороны отца написали мне о программе международного обмена, участники которой могли целый семестр учиться в японской школе. К тому времени в Штатах мне уже порядком надоело. Я подал заявку и попал в Сайтаму Гаукен.
— На целый семестр? Ваша мама, наверное, очень скучала.
— Да, с одной стороны, да. А с другой — она смогла отдохнуть и уделить больше внимания работе. В то время со мной было непросто.
«Непросто» — слово очень удобное и емкое; не рассказывать же Мидори обо всех драках и дисциплинарных взысканиях!
— Ну и как вам школа?
Я колебался, не зная, что ответить: далеко не все воспоминания были приятными.
— Все оказалось сложнее, чем я ожидал. Мало того, что проявился акцент; узнав, что я наполовину американец, дети стали считать меня настоящим отморозком!
В темных глазах было столько сочувствия, что я со своими корыстными интересами показался себе Иудой-предателем.
— Я знаю, что такое вернуться на родину после долгого отсутствия, — тихо сказала Мидори. — Предвкушаешь теплый прием, а не получив его, понимаешь, что стал бездомным.
— К счастью, все уже в прошлом, — махнул рукой я, изображая равнодушие.
— А что случилось после школы?
— Вьетнам.
— Вьетнам? Вы слишком молоды... Как же так вышло?
— В армию я попал еще подростком, а война была в самом разгаре... — Я отдавал себе отчет, что рассказываю слишком много, но почему-то меня это не беспокоило.
— И сколько вы там прослужили?
— Три года.
— Первый раз слышу, чтобы призывали больше чем на год.
— Все правильно, но меня никто не призывал.
— Вы пошли добровольцем? — изумленно спросила Мидори.
Боже, я сто лет никому не рассказывал о Вьетнаме... Сначала было слишком страшно, а потом стало не с кем беседовать.
— Сейчас это кажется абсурдным, но я действительно пошел добровольцем. Хотелось доказать всем, а в первую очередь себе, что я настоящий американец, несмотря на цвет кожи. Воевать пришлось в Азии, и мне стало еще сложнее, но я не роптал. Мало того, брался за самые опасные задания...