Конечно, ему продолжают поступать деньги от «Метрополитен-опера компани». В конце июля, начале августа и в конце октября 1915 года он получает три авансовых платежа на сумму 23 000 франков. Но счета его парижской костюмерши Мари Мюэль по-прежнему не оплачены. Быть может, погасив этот долг, Дягилев подорвет финансовые основы предполагаемого турне? Дягилев и его компаньон довоенных времен барон Дмитрий Гинцбург – по слухам, наследник самого большого еврейского банковского состояния в Российской империи – выдали ей векселей на сумму 34 525 французских франков. Так или иначе, военное время – не самый благодатный период для театральных постановок. Когда в октябре Дягилев заказывает Мари Мюэль новые костюмы для «Жар-птицы», нарисованные Бакстом, ему отвечают, что они будут готовы не раньше, чем через три месяца. В Париже из-за мобилизации почти не осталось портных и художников. Что же до шерстяных тканей, то они подорожали на 55 %.
В Швейцарии инфляция также растет бурными темпами[142]. Конечно, Конфедерация почти не знает ужасов войны: применения немцами газа, бомбардировок с цеппелинов, расширения операций с участием подводных лодок… Самое большее – страну все чаще пересекают поезда с военнопленными и тяжелоранеными. К концу 1915 года по Швейцарии прошло уже более 500 составов.
Границы страны защищает армия. Большая часть мужского населения на военной службе. Главнокомандующий генерал Ульрих Вилле, опасаясь деморализации и пораженческих настроений, поручает писателю Гонзагу де Рейнольду читать в войсках лекции, дабы поднять боевой дух.
Гражданская жизнь становится все тяжелее. Очень плохая конъюнктура складывается в туризме и строительстве. Вводится временный прямой федеральный налог. В снабжении продовольствием перебои. Какао становится редкостью. Ползет вверх цена на импортные сушеные фрукты и овощи. Солонину достать невозможно. Предусмотрено повышение цен на ветчину, сало и колбасу.
Впрочем, в «Бельриве» ни в чем не знают недостатка. С кухонь отеля «Бориваж» доставляют мясо, дичь и рыбу. Среди основных поставщиков числится один из самых именитых торговцев бакалеей и кулинарией – торговый дом Манюэля. Но поскольку счета оплачиваются нерегулярно, ему приходится обратиться к услугам адвоката.
Все эти мелкие неприятности нисколько не отбивают аппетит у гостей Дягилева. На обед – ризотто, жаркое из свинины с морковью и свежими яблоками, сливовый компот на десерт. На ужин – овощной суп, русские пирожки, натуральный эскалоп с жареным картофелем и шпинатом, а также печеные яблоки и бананы[143]. Закуплены изрядные запасы марсалы, в дополнение к бургундскому из погреба.
В декабре, когда Дягилев уедет из Лозанны, в особняке «Бельрив» не останется больше ни бутылок, ни засахаренных вишен – тех самых «вишен, казавшихся большими бирманскими рубинами», которыми, если верить Морису Сандозу, услаждал себя хозяин дома[144].
С. Дягилев в Лозанне
Сандозу, лозаннскому жителю, в то время двадцать три года; на вилле он бывал дважды, по-соседски: его родителям принадлежит обширное поместье «Денанту» неподалеку, на набережной Уши.
По его словам, когда он первый раз попадает в «Бельрив», его встречает собственный бывший учитель арифметики в колледже. «Эрнест Ансерме отложил подальше свое сложение с вычитанием и сменил ферулу, которую никогда не пускал в ход, на дирижерскую палочку, которую пустил в ход с большим успехом»[145].
Морис Сандоз на досуге тоже сочиняет музыку. Между прочим, одна из его композиций вскоре войдет в программу концерта в «Народном доме». «С музыкой у него дела обстоят лучше, чем с алгеброй», – улыбается Ансерме. Сандоз и явился в надежде дать послушать свою «Хореографическую сюиту». Дягилев тащит его к роялю. «И вот я в полутьме, едва угадывая клавиши, исполнил по памяти свое творение. Играл я добрых двадцать минут».
Засим следует безжалостный приговор: «Если бы вы были сын Бородина (ваша музыка очень его напоминает), знаете, что бы он вам сказал? Он бы сказал: «Сын мой, ты очень талантлив, но твой отец талантливее»[146].
Несколько дней спустя Морис Сандоз замечает на набережной Уши группу девушек. Вскоре его приглашают в «Бельрив», и он встречает их там. «Одна из этих юных красоток не была ни юной, ни красивой. Между тем, казалось, только она и интересует Дягилева.
– Позвольте, прекрасный друг, представить вам нашего молодого соседа, большого музыканта. Он будет вас обожать (если еще не обожает).
Я склонился в глубоком поклоне, но не ощутил ни малейшего обожания. Дама показалась мне сильной и слегка суховатой»[147].
Между тем это была Айседора Дункан. Великая основательница «свободного танца» со своими ученицами также живет в Лозанне. Она находилась в Неаполе, когда Италия вступила в войну на стороне Франции и Великобритании. У большинства ее учениц были немецкие паспорта, и она решила, что лучше перебраться в нейтральную страну. В Цюрихе девушек разместили в пансионате. Сама Айседора поселилась в отеле «Бор-о-Лак», среди постояльцев которого числилась также дочь Джона Д. Рокфеллера. Глупо было бы упустить подобную возможность.
Айседора, вечно нуждавшаяся в деньгах, устраивает выступление «своих детей» на лужайке. «Это было такое прелестное зрелище, что я не сомневалась в успехе, но, когда я намекнула [дочери Рокфеллера] о том, что школа нуждается в поддержке, я услышала ответ: «Да, они прелестны, но совершенно меня не интересуют. Я интересуюсь только изучением собственной души»[148].
Айседора Дункан и ее ученицы, les Isadorables
Американская миллионерша несколько лет изучала психологию бессознательного под руководством Карла Густава Юнга. Разочарованная Айседора не стала задерживаться в главном городе Немецкой Швейцарии. В начале июля она селится в Лозанне, в отеле «Бориваж». И, как и в Цюрихе, организует спектакль.
16 июля в «Театр де Лозанн» яблоку негде упасть. Посмотреть на «великую босоножку» собралась целая толпа любителей новизны. Вот как описывает репортер «Ля Газетт» этот уникальный сольный концерт:
«Танец» в собственном смысле слова (если такой профан, как я, не слишком ошибается, полагая, что танцуют главным образом ногами) играет в творениях Айседоры Дункан лишь вспомогательную роль; как правило, в жертву приносится даже ритм. В действительности мы видим позы, жесты, выражения лица, подсказанные артистке характером музыкальных произведений, который она стремится передать; все это исполнено бесконечного изящества, взор наслаждается изысканным зрелищем. За роялем был г-н Теодор Сзанта, уже известный жителям Лозанны. Его двухчасовое исполнение самых разных произведений Шопена, иногда прозрачно-ясное, иногда озадачивающее, отличалось потрясающей техникой и несравненным вкусом. Его наградили бурными аплодисментами»[149].
В «Бориваж» Айседора снимает номер-люкс с балконом, выходящим на озеро. Кроме того, она арендует помещение – подобие огромного сарая, где прежде располагался ресторан[150]. Задрапировав его своими неизменными голубыми занавесами, она превращает барак в «храм танца». Здесь она занимается с ученицами и репетирует сама. Здесь же проходит вечер танцев на музыку Глюка, Моцарта, Бетховена и Шуберта в честь знаменитого музыканта Феликса фон Вейнгартнера, когда тот проездом оказывается в Лозанне.
Со своего балкона Айседора Дункан замечает группу красивых молодых людей, расположившихся на другом балконе вокруг какого-то более зрелого мужчины, фигурой похожего на Оскара Уайльда. Между ними быстро возникает взаимная симпатия. Ночные прогулки по озеру, поздние ужины, ночевка в Монтрё… «Забавное общество этих прелестных юношей развлекало меня в моем печальном и одиноком состоянии, но их очевидное безразличие к женским чарам укололо мое самолюбие».[151]
Тогда она останавливает выбор на молодом американце, который показался ей главарем этих эфебов. И однажды вечером, усевшись в его чудный «Мерседес» и пустив в ход все способы обольщения, увлекает его в бешеную гонку. Берег Женевского озера, долина Роны… «Дальше!» – восклицает она. Лимузин преодолевает Симплонский перевал. Дальше, дальше! Позднее Айседора признается в своих мемуарах: «Я смеялась, думая о прелестной свите молодых красавцев моего друга, когда они к своему изумлению узнают утром, что их султан исчез и к тому же с представительницей ненавистного пола»[152]. Если верить рассказу Айседоры, то обратно в Уши они с поклонником повернули, лишь добравшись до Афин – через Рим и Неаполь.
Наверное, здесь надо отделять реальность от фантазии. В самом деле, трудно себе представить, чтобы Айседора Дункан из чистого безрассудства бросила шестнадцать учениц. Вероятно, она приняла все необходимые меры, чтобы обеспечить их проживание в пансионе для девиц. В середине октября она увозит их в Женеву. Пансион «Ласточки» на дороге Бу-дю-Монд, принадлежащий г-же Дуруз, приютит их… на целый год[153].