– Куда? – спросил Денис.
– Вниз, – сухо сказал Глеб. – Поймают, отберут балабас – и выбрасывают. В окно.
– И часто… ловят?
– Зависит от башни. Наши дома тихие, спокойные. Тут мы теряем двоих-троих в год. Самая опасная башня – «Федерация». Особенно седьмой пояс. Люди бьются раз в месяц. Но там у каждого серьезного пацана – нанопарашют. Очень полезная штука. Размером с фильтр от сигареты. Стоит бешеных денег, зато жизнь спасает. Суешь его в карман – и пошел. Поймают, выкинут из окна, а у тебя парашют в кулаке зажат…
– Черт, – сказал Денис. – Почему ты раньше не рассказывал?
Глеб усмехнулся.
– Во-первых, ты не спрашивал. Во-вторых, пока человек сам не взялся за рюкзак, ему все знать необязательно.
– А у тебя есть такой парашют?
– Нет, – сказал Студеникин. – Я не собираюсь всю жизнь балабас таскать. Накоплю сколько надо – и завяжу. Но ты не перебивай, а слушай. После сорок пятого уровня будет труднее. Там всякие мелкие негодяи, гопники, тухлые притоны – в общем, неприятно, но не смертельно. Могут крикнуть что-нибудь или камнем кинуть. Эти места мы проходим на средней скорости. Там все пропитые и прокуренные, даже если кто погонится – не выдержит и десяти маршей. Но останавливаться нельзя, ни в коем случае. Кого-то увидишь – не обращай внимания. Если что-то скажут или крикнут – не отвечай. Схватят за рукав или плечо – бей сразу, не глядя, ногой, рукой, головой, чем получится, – и ускоряйся. Ясно?
– Да.
– Повторяю первое правило: от любой угрозы уходим вверх, и только вверх.
– Я знаю, Глеб. Ты сто раз повторял.
– Ты слушай, слушай. Испугаешься, пойдешь вниз – догонят. Пойдешь вверх – не догонят никогда. Без тренировки ни один гопник не выдержит ускорения на пятнадцать маршей вверх… Даже не гопник, а любой крепкий человек, даже некурящий, даже спортсмен – не выдержит, потому что бегать вверх – это дело хитрое…
– А если андроид? – спросил Денис. – От него еще никто не убегал.
– Во-первых, убегал, – ответил Глеб. – Человек от любой машины убежать может. Потому что он жить хочет, а машина – вообще не живет. Во-вторых, андроиды тут не водятся. На пятидесятых живет мелкая шушера, козлы всех мастей, им андроиды не по карману. Не та публика. В-третьих, ты когда в последний раз андроида видел? Даже государственного? Они давно на складах хранятся. В резерве. До лучших времен. Все обесточены.
– Говорят, не все.
– Конечно, не все, – согласился Студеникин. – Некоторых используют для спецопераций. Емельяна Головогрыза именно андроиды брали. Но здесь ты их не увидишь. Клоны есть, да. Раз в год встречаю. Плохие клоны, низкого качества. Кустарные. Дебилы кривые. Не то что бегать – ходят с трудом. В основном тут баб клонируют, сам знаешь для чего. Клоны стареют очень быстро, ими год-два пользуются, а потом выгоняют, и они бродят по этажам, грязные, голодные… Смотреть страшно. Потом попадают под облаву, их вывозят в резервации, там они подыхают тихо, вдали от людей… А андроидов – нет, никто из наших ни разу не видел.
Некоторое время Студеникин молчал, потом произнес:
– Только, говорят, на резервных складах андроидов давно нет. Всех продали по-тихому. За границу. Русские андроиды ценятся. Они как автоматы Калашникова – дешевые, простые и безотказные. Ты знаешь, допустим, что в литиевой войне между Чили и Боливией бились пять тысяч русских андроидов, причем с обеих сторон?
– А ты там был? – иронично осведомился Денис. – На литиевой войне?
– Не был, – спокойно согласился Глеб. – Но я телевизор смотрю. В отличие от тебя. Это вы, интеллектуалы, телевизором брезгуете. А я – простой парень. Ни папы, ни мамы, рванина детдомовская… Я телевизор смотрю. Нулевой канал. Конечно, там вранья много, всякой дешевой пропаганды, но иногда такое видишь, что не захочешь – поверишь. Вчера показывали реального американского андроида, на запчасти разобранного, а какой-то профессор пальцем тыкал и объяснял, что американский боевой андроид в сильный дождь воевать не идет, потому что защита срабатывает. А при минус пятнадцати по Цельсию у него зависает операционная система. И еще – ему нужна обязательная ежедневная диагностика. Русскому тоже нужна, но американский дурень без диагностики сражаться не может, а русский – может…
– Тебе виднее, это ты у нас патриот, – сказал Денис, подкидывая дровишек в их старинный спор, длящийся уже три года.
– Дальше слушай, – раздраженно рекомендовал Студеникин, не поддавшись на провокацию. – Шестидесятые уровни – мертвая зона. Там – никого, но места опасные. Повторяю второе правило: твоя территория – только лестница, на этаж заходить нельзя. То есть ты понял, да? Поссать, передохнуть – только на лестнице. Даже если на этаже кто-то будет ребенка расчленять или баба голая пальцем поманит – это не твое дело. И вообще, это может быть подстава, голограмма. Третье правило – не приближайся к окнам. Есть стекло или его нет, разбито – к внешней стене не подходи. Пролетит патрульный вертолет, увидят – сразу расстреляют. А могут и ракетой шарахнуть. Без суда и следствия…
– Понял.
– И четвертое правило: прошел седьмой пояс – ставь свечку. На семидесятых мы ускоряемся по полной программе. Там самое трудное. Там сидят отмороженные. Беглые уголовники, наркомафия и так далее. Чаще всего наши пропадают именно на семидесятых. За пять литров воды пацана могут на части порезать. Выстрелов не бойся, если человек бежит по лестнице вверх – в него почти невозможно попасть. Максимум – срикошетит от стены или от перил. Держись ближе к стене, при повороте с марша на марш отталкивайся плечом и бедром. Следи за дыханием. Хуже всего – если засада. Сейчас есть популярная новинка, какой-то гад изобрел: натянут, суки, нить из нановолокна поперек марша – и ждут. Нитку глазом не видно, толщина – десять микрон, а выдерживает она десять тонн веса. Бежишь – и вдруг тебя пополам перерезает, ноги налево, руки направо… Или, если нитка на уровне шеи, голова падает, а сам ты дальше побежал, навроде курицы… Но это я так, страсти нагоняю. У нас тут народец дремучий, я не слышал, чтоб кто-то на нитку напоролся. Вот «Федерация» – это душегубка, там в прошлом году пятеро на нитку попали. Одного вообще на пятьдесят кусков развалило…
Глеб замолчал, включил фонарь, посветил в лицо Денису. Хочет понять, испуган я или нет, подумал Денис и заслонился ладонью.
– Пройдем семидесятые – можно расслабиться. Дальше до самого верха безопасно. Только на восемьдесят шестом будет проблема, там один марш взорван. Кто-то с кем-то воевал. Когда траву сожрали и начался реальный голод, люди обвинили во всем китайцев и пошли громить сотые этажи. Китайцы, понятно, сбежали, но не все, кто не успел – защищался. Я несколько раз ходил на «Чкалов» – там все уровни выше девяностого сожжены дотла. Был такой Виктор Саблезуев, захватил милицейский вертолет, целый день летал и ракетами пентхаусы расстреливал. Пока его не сбили…
– Знаю, – сказал Денис. – Слышал. Только он не захватывал вертолет. Он сам был офицер милиции.
– Не важно. Короче говоря, сейчас выше семьдесят восьмого никого и ничего нет. Только свои пацаны. У многих наших там склады и тайники. В районе девяностых.
– А у тебя есть тайник?
– Есть, – сказал Глеб. – И не один. И тайники есть, и схроны. Но это не твое дело. Готов?
– Готов.
– Тогда пошли.
Ноги надо ставить правильно. Шагать не вразвалку, а строго по прямой, чтобы плечи не ходили вправо-влево и не расходовались лишние силы. Хотя сначала может показаться, что вразвалку – легче и проще. Корпус надо немного наклонить, чтобы рюкзак отягощал всю плоскость спины, а не только плечи. Следить за мышцами: переработает икра или бедро – будет судорога. Правая рука вовсю работает: хватает перила, тянет корпус вверх. У Глеба правая рука вдвое сильнее левой, и если драка – он только правой действует или – если один против нескольких – ногами; а ноги у него – как у лошади, каменное мясо, сила бешеная, взрывная, ударит в грудь – человек в воздух поднимается и на пять метров летит. А потом полчаса лежит, думает.
Денис выше Глеба, и плотнее, и плечи шире, и кости длиннее. Перед сегодняшней доставкой – первым реальным делом – Денис четыре месяца тренировался, и норму – полторы тысячи ступеней за десять минут с грузом в пятнадцать килограммов – выполняет легко. Но все равно против Глеба Студеникина он маленький мальчик.
На разных этажах лестница выглядела разно, и мусор был разный, и грязь, и пыль. Жестянки из-под напитков, кучи старых фекалий, обломки мебели исчезли после пятидесятого уровня, дальше было чище и свежее, а бытовой мусор и вовсе пропал – видимо, на большой высоте умели приспосабливать в хозяйство даже самое мелкое барахло. Двери на этажи почти все или были распахнуты настежь, или вообще отсутствовали, за черными проемами угадывались гулкие залы, оттуда тянуло ветром, то теплым, то ледяным; Денис замечал пятна света или ловил запахи жилья; минимум дважды донеслась музыка. Башня была обитаема, тут везде жили, и на опасном семьдесят третьем они с Глебом поочередно наступили в дерьмо отнюдь не древнее, а отменной первой свежести. Метались тени, звучали голоса, и даже счастливый женский хохот, на опаснейшем семьдесят седьмом. Дом был слишком огромен, чтобы не иметь обитателей, живущих хоть и скрытно, но вполне полноценно, и Денис лишний раз получил подтверждение недавно посетившей его догадки: количество людей, желающих жить «не как все», – велико. Возможно, тех, кто не хочет жить «как все», даже больше, чем тех, кто хочет.