Признаетесь – возьмет в оборот, но это будет выстрел по воробьям. Конечно, если он не знает нечто большего. Но если вы откажетесь – станете отрицать, что с ней встречались, а ему удастся доказать, что все-таки встречались, вот тогда возникнет серьезная проблема. Мой совет: признайтесь, что были с ней. Но теперь все кончено. А что тут такого? Если это все, что он накопал, то дело не стоит выеденного яйца.
– Я не уверен.
– В каком смысле?
– Что у меня с ней все кончено.
– Тогда не говорите, если он не спросит. А спросит, будьте осмотрительны. Ну что, готовы?
Босх кивнул. Зейн открыл дверь. Частин сидел за столом.
– Эй, Частин, – усмехнулся защитник, – куда вы пропали? Мы вас заждались.
Тот не ответил. Вошел, сел, включил магнитофон и продолжил игру в вопросы и ответы.
– Да, я знаю Элеонор Уиш, – признался Босх. – Да, в последние несколько дней мы проводили с ней время.
– Как много времени?
– Пару вечеров.
– Одновременно с тем, как занимались расследованием?
– Не одновременно. Вечерами. А расследованием я занимался днем. Мы не работаем круглыми сутками, как вы, Частин. – Босх улыбнулся, но без всякой иронии.
– Она проходила свидетельницей по данному делу? – Тон Частина свидетельствовал, насколько он возмущен тем, что Босх перешел запретную грань.
– Сначала я полагал, что она может выступить свидетельницей, но после того, как встретился с ней и пообщался, убедился, что ей нечего показать.
– Вы встречались с ней в то время, как были уполномочены проводить расследование?
– Да.
Прежде чем задать следующий вопрос, Частин долго сверялся с записями в своем блокноте.
– Эта женщина, то есть осужденная и отбывавшая наказание Элеонор Уиш, о которой мы говорим, она проживает сейчас в вашем доме?
Босх почувствовал, как его охватывает гнев. Его злили личные вопросы и тон Частина, но он старался остаться спокойным.
– Я не знаю ответа на ваш вопрос.
– Вы не способны ответить, живет ли в вашем доме человек или нет?
– Элеонор Уиш провела в моем доме прошлую ночь. Это то, что вы хотели услышать? Но я не знаю, останется ли она на следующую ночь. У нее есть дом в Лас-Вегасе. Она, вероятно, захочет уехать. Понятия не имею. Не спрашивал. Однако если вы настаиваете, могу позвонить и поинтересоваться, официально ли она проживает в моем доме или нет.
– В этом нет необходимости. На данный момент я услышал все, что хотел.
Частин перешел к стандартным фразам окончания допроса отделом внутренних расследований.
– Детектив Босх, вас проинформируют о ходе расследования вашего поведения. Если обвинения отдела будут признаны состоятельными, вас проинформируют о сроках слушания в комиссии по правам, где улики рассмотрят три сотрудника. Одного выберете вы, второго я, а третий будет привлечен способом случайного выбора. У вас есть вопросы?
– Всего один. Как вы можете называть себя полицейским, если все, чем вы занимаетесь, – это торчите здесь и ковыряетесь в дерьме?
Зейн накрыл его ладонь рукой.
– Ничего, все в порядке, – успокоил его Частин. – Я отвечу. К вашему сведению, Босх, мне очень часто задают подобный вопрос. Как ни смешно, но это всегда полицейские, чье поведение мне приходится расследовать. Ответ таков – я горд тем, чем занимаюсь, поскольку представляю общественность. Если будет некому обеспечивать порядок в полиции, не удастся контролировать ее огромную власть. В нашем обществе, Босх, я выполняю полезную миссию и этим горд. Горд тем, чем занимаюсь. Вы можете заявить то же самое о себе?
– Н-да, – протянул Гарри. – Отличная речь, прекрасно будет звучать на пленке. У меня впечатление, что вы не спите по ночам и слушаете ее в одиночку. Крутите снова и снова и в конце концов вбили себе в голову, что все это правда.