— Хорошо, Джованни, — ответила Лючия, протягивая ему чашку, и, подняв свою как бокал, произнесла:
— Смерть злодеям.
Улыбнувшись, Бускетта поднял свою чашку:
— Смерть злодеям.
Сделав глоток, он поморщился. Чай был горьковат.
— Что, слишком?…
— Нет-нет. Замечательно, моя милая.
Лючия вновь подняла чашку.
— За нашу дружбу.
Она отпила, он тоже.
— За…
Бускетта так и не закончил свой тост. Спазм неожиданно сдавил ему горло, и он почувствовал, что его сердце будто пронзил раскаленный докрасна прут. Он схватился за грудь.
— О боже! Вызови доктора…
Лючия продолжала сидеть, спокойно попивая чай, наблюдая, как судья, задрожав, поднялся и рухнул на пол. Его тело еще некоторое время дергалось, а затем затихло.
— Это первый, папа, — сказала Лючия.
— Не надо ничего объяснять, — мягко сказала Лючия. — Тем более мне. Ты помнишь, как мы впервые занимались любовью? Я уже тогда поняла, что полюбила тебя и буду любить всегда.
— Лючия, я бы никогда не сделал…
— Любимый, давай забудем о случившемся. С этим уже ничего не поделаешь. Сейчас гораздо важнее, что мы опять вместе.
Она подошла к нему уже совсем близко, он чувствовал пьянящий аромат ее духов. Он совсем растерялся.
— Ты… ты это серьезно?
— Более, чем когда-либо в жизни. Поэтому я и пришла сюда сегодня, чтобы ты понял это, чтобы доказать тебе, что я — твоя. И не только на словах.
Ее пальцы потянулись к бретелькам, и через секунду платье соскользнуло на пол. Она стояла перед ним совершенно голая.
— Теперь ты мне веришь?
«Боже, до чего же она прекрасна».
— Да, я верю. — Его голос был хриплым.
Лючия прильнула к нему всем телом.
— Раздевайся, — прошептала она. — Быстрее!
Она смотрела, как Патас раздевался.