Наконец, горизонт стал мало по малу очищаться, небо прояснилось, подул легкий ветерок. — Тут мы увидели с правой стороны большое 3-х-мачтовое судно, из средины которого беспрестанно показывался огонь и густой черный дым; через нисколько времена оно было почти в полуверсте от нас; на нем развевался Американский флаг. Это было перемаранное и закоптелое от дыму китоловное судно, с несколькими ялботами.
Мне неоднократно случалось видеть китовую ловлю во время моего плавания по Восточному океану, где киты водятся в большом количестве, начиная от самого северного тропика до Берингова пролива, по широте, — и от северо-западных берегов Америка до Японских островов. Все это пространство усеяно множеством китобойных судов разных наций, кроме Русских. — Вот как происходить китовая ловля:
Кит, по наружности, более походит на рыбу, но принадлежит к породе млекопитающих, — имеет мягкие губы и сосцы и детей своих питает молоком. Он не может быть долгое время в воде без присутствия воздуха, и хотя глубоко ныряет, но опять выплывает на поверхность, выпускает из себя Фонтаном поглощенную воду, и снова запасается свежим воздухом.
В это время, когда стоит тихая погода, киты играют на поверхности моря. В китоловном промысле киты разделяются на два сорта: одни выпускают из верхних ноздрей по одному Фонтану, a другие по два; этих-то последних и стараются ловить китоловы, потому что из них получают самый лучший жир, известными под именем спермацета.
Вообще китоловные суда бывают трехмачтовый, между гротовою и фаровою мачтами устраивается в них кирпичная печь, в которую вмазан котел для топки жира. Вокруг бортов судна, на боканцах, вешаются ялботы, коих на каждом судне бывает не менее 10-ти, всегда в готовности и со всеми принадлежностями для ловли. В каждом ялботе находится кокосовая веревка, длиною до 800 саж., толщиною в палец; она очень крепка и не тонет в воде. Одним концом привязывают ее за гарпун; это ровная, прямая, 3-х-аршинная палка, у которой на конце прикреплена острая с обеих сторон железная стрелка. Когда гарпун бросают в кита, эта стрелка глубоко уходит в тело, и при вытаскивании из него назад принимает положение костылька, так что ее никак невозможно вытащить, не разрезав того места, где она находится.
Па судне стоят часовые с зрительными трубками, и едва заметят вдалеке Фонтан, тотчас дают знать вахтенному. В одно мгновение на воде является ялботов до 5-ти, готовых к отилытию. На каждом ялботе находится шесть человек ловких и проворных матросов; из них четверо гребцов, одни на корме правят длинным гребком для скорых поворотов, и шестой, самый важный, с гарпуном.
Все спущенные на воду ялботы с легкостью ласточки пускаются в то место, откуда видел фонтан; между тем за ними следует судно и ни на минуту не теряет их из-виду.
Когда ялботы подилывут на близкое расстояние к страшному животному, тогда каждый гарпунщик старается кинуть гарпун в заднюю часть кита, ближе к хвосту, и если кто-нибудь из ппх удачно попадет, то все ялботы с неимоверною быстротою отилывают в противоположное направление от кита. Животное, почувствовав рану, глубоко погружается в море, потом вдруг почти все выказывается на поверхности, начинает метаться в разные стороны, широко раскидывая волны и быстро пускается вдоль океана.
В это время выпускается из ялбота веревка, привязанная за гарпун, и сам ялбот следует за китом; лишь только кит вздумает отдохнуть, тогда опять собирают выпущенную веревку про запас на то время, когда кит снова погрузится в воду.
Горе тому ялботу, который не успеет во время отвернуться от кита: одним легким ударом хвоста животное превратит его в щепки, и матросам предстанет неминуемая смерть, если не подоспеют к ним на-помощь товарищи с ближайших ялботов.
Эта борьба громадного животного с человеком — существом слабым и бессильным, и вместе столь могущественным в соединении с подобными себе, — продолжается иногда по целым суткам, и как кит ни увертывайся, он ни за что не избегает предназначенного ему жребия. Когда животное совершенно утомится и до-того обессилеет, что уже не-в-состоянии погружаться в море, тогда подилывает к нему судно, ложится в дрейф и начинается операция. К гротовому марсу привешивают огромные тали с гаком, которым задевают за мертвого кита и с борта судна режут жир в виде лент, нарочно сделанными для того ножами. Обрезав его совсем, выбирают кости, которые у китоловов употребляются вместо дров для топки жира.
При счастливой и удачной ловле китов, судно, величиною в 300 тонн, наливается жиром не более как в 10 месяцев. Все китоловные промышленники, при распродаже груза, получают из него часть в свою пользу, начиная с самого командира и до последнего матроса.
Самый лучший лов бывает в Апреле месяце, потому что в это время появляются сельди, за которыми гоняются киты, употребляющее их в пищу.
Кроме человека, кит имеет у себя еще других неприятелей: это морские свинки или касатки. они нападают на него стадами и острыми зубами своими наносят ему раны, от которых кит непременно умирает, потому что соленая морская вода постепенно их разъедает, и они, вместо того чтоб заживать, с продолжением времени увеличиваются все более и более.
Во время нашего перехода из Камчатки в Ситху, нам по пути много встречалось китоловных судов, по большей части Американских. Последние заходят иногда и в Ситху, для разных поправок на судне или для того, чтоб налиться свежею водою; но ни одно из них не смеет производить там торговли с дикими; в противном случае его конфискуют.
Северо-Американские Колонии
Остров Ситха
В 40 день нашего плавания мы заметили, что вода переменяла свой цвет, из чистой синеватой делалась мутною и грязною, и изредка стали появляться птицы, нерпы и морская капуста. Все эти признаки доказывали, что берег находится от нас не в очень дальнем расстоянии.
Кто бывал на море, тот легко поймет, как радостно, после всех неприятностей и трудностей, неразлучных с продолжительным плаванием, услышать слово: «земля!«Оно заключает в себе какую-то магическую силу, оно ободряет слабого и всех приводит в движение; даже те, которые во время плавания едва передвигались от боли, причиняемой на море беспрестанною качкою, лезут на палубу посмотреть вдаль, и собственными глазами удостовериться в справедливости услышанного ими отрадного слова: земля! Они смотрят на дальний горизонт и не верят чувствам своим, думая: не призрак ли это обольщения, не облако ли, которое вздумало пошутить над нетерпеливыми мореплавателями и приняло вид земли, как это нередко случается на море, когда матросы, не зная, в каком расстоянии по исчислению находится земля, принимаюсь за нее густое, незаметно движущееся облако.
Но я знал, что бриг наш находится в расстоянии 80 миль от берегов, и что первая сопка, которую мы увидим, будет Этжком, с провалившеюся от вулканического взрыва вершиною. Видя очерк Ситхинских берегов на атласе, мне нетрудно было распознать чертившиеся на горизонте берега острова Ситхи, которые по мере приближения нашего становились все яснее и яснее. Наконец мы подилыли к самому подножию сопки Этжком, и на свободе любовались живописными островками, разбросанными природою в разных направлениях по всему обширному Ситхинскому заливу.
Ветер постепенно сгонял нас с большего фарватера на малый рейд, где, при повороте в гавань, мы получили ветер совершенно противные; к тому-же сделалось довольно темно, и мы принуждены были стать на якорь неподалеку от Калюжских барабар или шалашей.
Когда стало рассветать, мы увидали за Калюжскими селениями Ново-Архангельский Порт на самом берегу залива и вокруг нашего брига множество ботов, в которых сидели дикари Калюжи. Одни из них приехали для продажи нам ягод, дичи и разных безделушек, сделанных из аспидного камня, а другие из одного только любопытства, посмотреть на вновь пришедшее судно; но вероятно, все они, сколько их ни было, не могли быть столько увлечены любопытством при виде новых гостей, приплывших к ним из далеких стран, сколько увлечен был я, смотря на эту дикую, пеструю, шумную толпу, которая беспрестанно увеличивалась от вновь приезжавших дикарей с разных сторон залива. Все они были грязные, оборванные, полунагие, между ними находились многие совершенно в первобытном одеянии, как говорится, в чем мать родила.
У многих из Калюж лица довольно правильные, но только все раскрашены разными красками. — Все они разговаривали по-своему в каждый старался, чтоб при всем шуме слышен был его голос.
Один из них, вероятно, отличался особенным даром слова. Его можно было на «звать неумолкаемым оратором. Он кричал громче всех и вел непрерывную речь, стоя на корме своей лодки, весь голый, в изорванной пуховой шляпе и во Фраке без воротника. Перед ним стояла довольно пожилая дикарка, в маленьком передничке, в солдатской куртке, в спальном чепце и, к довершению убора, вся в пуху. Она, как заметно было, слушала оратора с большим вниманием. К сожалению, я не знал их языка и не мог понять, об чем рассуждал с дикаркой наш молодой Франт. Любопытство понудило меня спросить у переводчика о предмете их разговора, и тот отвечал мне, что Франт выговаривал старухе, зачем она так неприлично одета.