Целеустремленность советской политики не всегда понималась, да и будет еще пониматься правильно. Удивительным фактом, с которым нам пришлось столкнуться, являлось представление некоторых политиков и высших правительственных чиновников, будто бы советскую политику нельзя понять из-за ее иррациональности. Для меня такой их подход казался довольно странным. Как мне удалось установить, я утверждаю это и сегодня, коммунистическая вообще и советская политика в частности отличаются необычайной ясностью и беспримерной целенаправленностью. К тому же многие коммунистические деятели, убежденные в правильности своего учения, заявляют о своих целях и намерениях с величайшей откровенностью. Однако такие откровения как официального, так и неофициального характера воспринимались у нас с недостаточной серьезностью, в результате чего терялось их восприятие, а люди недостаточно осведомленные истолковывали события (зачастую довольно спорные), исходя из собственного понимания тех или иных вопросов. Недостаточно четкое восприятие этих вопросов и неспособность делать соответствующий анализ приводили их к ошибочным выводам – в отличие от нас, имевших в своем распоряжении достаточное количество устного и письменного материала, добытого в авторитетных коммунистических сферах.
Доминирующая роль идеологии порою не учитывается и вообще забывается. От принятия неправильных выводов и решений, с часто непредсказуемыми последствиями, по моему мнению, могут застраховать лишь прочные и научно обоснованные знания, без которых политическое противостояние с коммунизмом и представляющей его советской мировой державой просто невозможно. К ним относится знание образа мышления советских народов и их союзников, а также теорий марксизма-ленинизма, которые в коммунистическом понимании не только объясняют мир, но и имеют задачу его изменить. Коммунистическая идеология и сегодня, в чем зря сомневаются некоторые «эксперты», является основой всех важнейших решений, принимаемых коммунистическим блоком, и остается руководством к действиям.
Чтобы представить это более понятно, сделаем некоторые противопоставления.
1. Некоторые западные политологи утверждают:
а) что эпоха «идеологий» окончилась;
б) что вследствие этого вирулентность теории всемирной революции потеряла свою силу, а может быть, и вообще утратила свою актуальность;
в) что в ходе развития этого объективного исторического фактора если не внутренняя, то уж во всяком случае вся внешняя политика коммунистов не связана более с идеологизированными целями;
г) что таким образом в собственных внешнеполитических расчетах уже не стоит учитывать элементы «идеологического», то есть всемирнореволюционного мышления и планирования со стороны коммунистических политических партнеров;
д) что из этого вытекает вывод о возможности «нормализации» отношений с коммунистической государственной системой и прежде всего с Советским Союзом.
Исходя из вышесказанного, можно судить о том, что в их понимании государственные интересы выходят на первый план, а идеологическая подоплека начинает терять свою внешнеполитическую функцию. Таким образом, как мы видим, эта основополагающая позиция довольно большого числа западных советологов базируется на их убежденности в растущей конвергенции различных общественных систем. А это приводит к отрицанию вредности марксистско-ленинского учения о всемирной революции в советской внешней политике.
2. Коммунисты же исходят из того:
а) что современные высокоразвитые капиталистические государства находятся в стадии бурного развития промышленного потребительского общества;
б) что этот процесс ведет к образованию новой формы существования капитализма, что будет играть решающую роль в дальнейшем развитии истории;
в) что эта новая форма существования капитализма, выражающаяся в аккумуляции капитала, а следовательно, и власти в руках государства и крупнейших промышленных корпораций, приведет к созданию государственно-монополистического капитализма;
что и этот государственно-монополистический капитализм сохранит прежние антагонистические противоречия в неизменном виде, а следовательно, будет обречен на гибель, несмотря на улучшившиеся возможности преодоления социально-экономических кризисов;
г) что этот государственно-монополистический капитализм обладает значительной потенцией повышения жизненного уровня и улучшения условий существования трудящихся масс за счет всесторонней поддержки научных исследований и проведения социальных реформ, в результате чего будет сдерживаться абсолютное, но не относительное обнищание трудового населения;
д) что возникновение этой новой формы существования капитализма является не только следствием научно-технической революции, но и результатом воздействия социалистического лагеря на социальные процессы в мире;
е) что все реформаторские явления внутри современного капиталистического общественного строя следует расценивать как предвиденные ступени дальнейшего всемирнореволюционного процесса;
ж) что в конечном итоге государственно-монополистический капитализм можно рассматривать как предсказанную Лениным «решающую предпосылку» перехода капитализма к социализму. Это утверждение является, по сути, коммунистической трактовкой теории конвергенции.
Из подобных высказываний видно, что все коммунистические партии мира неизменно сохраняют убежденность в актуальности и действенности кодифицированных марксизмом-ленинизмом закономерностей единого развития всемирнореволюционного процесса. Соответствие же западной теории конвергенции политическим реалиям коммунистами отрицается. Приведенные выше противопоставления, подкрепленные формулировками восточной пропаганды, позволяют видеть и понимать, что мысль о всемирной революции является по-прежнему руководящей линией всей коммунистической деятельности.
На мой взгляд, все чаще появляющееся в последнее время в средствах массовой информации критическое рассмотрение вопроса, является ли советская политика все еще идеологизированной или же служит всецело империалистическо-националистическим интересам Советской России, представляет собой не только пустое сотрясение воздуха, но и беспредметно. Советская политика в действительности обслуживает оба этих направления, тут и спорить нечего. Если отнести установленные идеологией цели к области политической стратегии, как, скажем, захват коммунистами власти в каком-либо государстве, то все кажущиеся противоречия будут устранены. Стоит ли доказывать, что любая акция или фаза в развитии отношений между коммунистическими и некоммунистическими государствами, как, например, подписанный 12 августа 1970 года договор между Москвой и Бонном, напрямую соответствуют коммунистической идеологии. Даже наделавшая много шума поддержка Советским Союзом Объединенной Арабской Республики, говоря другими словами – Египта, ни в коем случае не противоречит долгосрочным планам Москвы, хотя в ОАР коммунистическая партия все еще запрещена, а члены ее, по крайней мере во времена Насера, преследуются. Быстро возросшее влияние Москвы на Ближнем Востоке, особенно в Египте, как аргументирует советское руководство, будет рано или поздно способствовать замене «социализма» арабского толка его чистой формой, рекомендованной Москвой, а это гораздо лучше, чем предоставить ОАР своей судьбе в качестве наказания за гонения коммунистов в стране.
Прежде чем перейти к рассмотрению общекоммунистической политики в целом и советской в частности, ее проявлений, руководящих органов и важнейших средств воздействия, считаю необходимым сделать несколько замечаний о взаимосвязи между коммунистической теорией и практикой, не углубляясь в дебри идеологии. Поэтому остановлюсь лишь на тех вопросах, которые были связаны со значительными политическими событиями.
Если политика государства направлена на достижение успеха и пользы собственному народу, тогда она, в особенности внешняя политика, должна быть целенаправленной и преследовать вполне определенные задачи. Сила, интенсивность и результаты такой политики зависят прежде всего от собственных возможностей, военного, экономического, технического и психологического потенциала, а также от соответствующих условий, общего положения и намерений не только противника, но и друзей.
Следует учитывать, что оценка обстановки активным политиком может носить субъективный характер в силу целого ряда причин. Обычно же анализ начинается с изучения вопроса, как и каким образом может быть обеспечено достижение поставленной цели, и выбора из имеющихся возможностей тех, которые кажутся наиболее целесообразными. Если речь идет об аналитике из разведывательной службы, занимающемся во время войны оценкой положения противника, то он обычно рассматривает свои войска и намерения собственного командования во вторую очередь. При оценке же противника он может достичь высокой степени объективности, если понимает образ его мышления, видя достаточно четко состояние его войск и возможный характер действий. В более сложном положении оказывается даже опытный политик, занимающийся множеством разнообразных проблем. Если же он понимает всю сложность вопроса и не воспринимает, подобно Гитлеру, только то, что вписывается в его субъективное представление, а оценивает собственные возможности и состояние противника трезво и объективно, то сможет сделать правильный вывод без всяких иллюзий.