Мессир говорил что-то еще, но парень уже не слушал его. Стать рыцарем… Глупая детская мечта. Кто ж знал, какую цену люди платят иной раз за сверкающие доспехи…
Парень смотрел на побледневшую Лиссу, горло которой сжал стальными пальцами бесстрастный Мунк, и чувствовал, как в его сердце разгорается та самая искра, о которой говорил Тестомес. Разгорается медленно, но неотвратимо, постепенно заполняя его тело, словно расплавленная сталь, залитая в форму…
– Плохо, когда большой и сильный хочет обидеть слабого и беспомощного, – тихо и страшно произнес Лис. – Отпусти ее.
Что-то было в его голосе такое, что Великий Чистильщик прервался на полуслове, задумался на мгновение, после чего сделал едва уловимое движение кистью. Заметив тайный жест, Мунк слегка поклонился и разжал мертвую хватку.
Девушка глубоко вздохнула и провела рукой по шее, на которой остались темные пятна от пальцев прислужника мессира. После чего она посмотрела в глаза Лиса и слегка улыбнулась. Ее взгляд словно хотел что-то сказать… и вдруг Лис понял, что слух ему вовсе не нужен, чтобы понять речь своей жрицы.
«Ничего не бойся, – говорила она. При этом ее губы не двигались, однако парень отчетливо слышал ее голос в своей голове. – Не надо бояться. Просто разреши себе стать самим собой. Недавно дракон не захотел показаться мне. Но я по-прежнему надеюсь, что когда-нибудь он явит себя внучке жрицы, отдавшей жизнь за веру в силу и справедливость драконов. И я очень хочу, чтобы это был ты. Тот, кто ничего не забудет и сможет отомстить…»
Лис попытался ответить, не уверенный, что у него получится.
«Но я знаю… откуда-то знаю, что… сделаю тебе больно…»
Его мысли были отрывочны, словно речь человека, пытающегося заново научиться говорить после долгой болезни.
Но она услышала.
«Нет, боли не будет. Просто я стану частью тебя, как сливаются в одно целое, прикоснувшись друг к другу, два языка пламени. Больно будет другим, тем, в чьих сердцах нет священной искры драконьего огня. Тем, кто смог заживо сжечь беззащитную женщину только за то, что она умела верить и любить, в отличие от них…»
А потом ее губы шевельнулись, и она заговорила обычным человеческим голосом, негромким и мелодичным. Но жутко звучала та мелодия в полумраке старинного зала, многократно отражаясь от высоченных сводов и возвращаясь обратно эхом, напоминающим тихие песнопения плакальщиц похоронной процессии. Взгляды всех присутствующих невольно обратились в сторону девушки, которая стояла неподвижно и говорила, говорила, говорила, вселяя своим тихим, страшным голосом в сердца воинов мистический ужас, и ни у кого не возникло даже мысли прервать ее…
– Ты и вправду хорошо поработал, маг стихии воздуха, Итан по прозвищу Тестомес, обрекший на страшную смерть ни в чем не повинных людей и предавший тех, кто тебе верил. И ты почти верно перевел отрывок древней книги, ошибившись лишь в трех словах и не найдя маленького клочка пергамента, на котором было написано окончание текста. Но жрицы Дракона знают содержание пророчества. Даже если вы убьете нас, все равно через поколение оно вернется в снах к нашим внукам и внучкам, и они узнают истину, ибо сказано: «И сможет он предавать драконьему огню лучших воинов, и станут те воины пеплом, и без следа сгинут их черные души, смешавшись с пылью веков».
Она замолчала, потому что сказала все, что хотела сказать, и потому, что время слов прошло. Настало время магии. Страшной, как древняя война Огненных стрел и ее последствия, сделавшие возможными жуткие, неподвластные разуму мутации…
…Ее слова словно разорвали невидимые цепи, сдерживающие что-то, до поры таящееся в душе Лиса. Он вдруг почувствовал нестерпимый жар в том месте, где у человека находится сердце. Этот жар почти мгновенно распространился по телу парня и, не найдя себе места в живом сосуде, начал просачиваться через поры кожи, окутывая Лиса горячей, пульсирующей оболочкой. Из этого огненного кокона во все стороны протянулись вязкие нити, которые мгновенно опутали всех людей, присутствующих в зале, включая Мунка, мага воды, Тестомеса и самого Великого Чистильщика. Повинуясь инстинктивному ужасу, люди попытались бежать… но ноги уже не несли их, а крики умерли в груди, так и не успев родиться…
Огненные нити мгновенно проникли в живую плоть Воинов ночи и сразу же превратились в тонкие, гибкие, пылающие трубки, оканчивающиеся многочисленными длинными щупальцами. Эти щупальца буквально за несколько мгновений превратили человеческую плоть и кости в однородную жидкую массу, которая быстро потекла по направлению к огненному кокону…
Лис чувствовал, как его тело стремительно меняется. Руки и ноги превращаются в мощные лапы с острыми когтями, верхняя и нижняя челюсти выдвигаются вперед, удлиняются зубы, тело покрывается чешуей, очень похожей на пластинчатую рыцарскую броню. Ничто в мире не возникает из ничего, и ничто не исчезает бесследно. Плоть присутствующих в зале, растворенная огненными щупальцами, послужила отличным материалом для трансформации. Сейчас посреди зала, расправив мощные крылья, стоял дракон, в голове которого тихо звучал девичий голос:
«Вот ты и стал самим собой, Лис, побратим дракона. Тебя ждут великие битвы и великие свершения. О тебе напишут книги, твое имя будет прославлено в веках. И твое второе сердце никогда не остановится из-за того, что погибнет твоя подруга. Потому что это сердце – мое…»
По чешуйчатой щеке дракона скатилась слеза, чистая и прозрачная, такая же, как у самого обычного человека. Старый оборотень был прав лишь отчасти, сказав: «тебе никогда не стать тем, кем ты был, дракон в образе человека. Запомни, однажды ты будешь рыдать, как я сейчас, но ничего изменить не сможешь». Сейчас Лис не хотел ничего менять. Он желал лишь одного – чтобы это проклятое место было навсегда стерто с лица земли.
Дракон в последний раз оглядел зал, по полу которого были разбросаны клочья тлеющей одежды, и мощно ударил крыльями.
Его тело легко поднялось в воздух. Мощная голова, увенчанная толстыми костяными наростами, легко проломила сводчатый потолок зала, и дракон взмыл в воздух.
Горожане, повернув голову на грохот, с ужасом смотрели, как над Стоунхендом парит легендарное чудовище огромных размеров. Сделав круг над зданием Гильдии Воинов ночи, дракон разинул клыкастую пасть и плюнул огнем.
В мгновение ока мощное каменное здание объяло ревущее пламя. Огонь был настолько сильным, что камни почти тут же начали трескаться от жара и рассыпаться на глазах. Напуганные люди с криками бросились врассыпную, но дракон не преследовал их. Он лишь снова и снова изрыгал из пасти струи огня, наблюдая с высоты за гибелью величественного строения.
Стража на стенах не успела прийти в себя от увиденного, как на месте здания Гильдии осталась лишь пылающая воронка – даже фундамент был уничтожен неугасимым огнем. Издав громкий крик, чудовище совершило круг над городом и полетело в сторону горной гряды, которую люди в незапамятные времена прозвали Клыками Дракона. И очевидцы потом долго рассказывали в тавернах, что это был вовсе не торжествующий клекот летающей рептилии, а полный горя вопль человека, который только сейчас осознал потерю самого дорогого, что было у него в жизни.
Эпилог
Он попытался открыть глаза, но с первого раза у него не получилось – веки словно стянула твердая корка. А еще нестерпимо болело все тело, словно по нему долго лупили палками. Осознание боли приходило постепенно: сначала веки, потом лицо, кожа которого словно только что пережила неслабый ожог, потом легкие, казалось доверху забитые гарью.
Он попытался вдохнуть поглубже – и тут же скорчился в приступе неудержимого кашля. Лицо щекотали травинки, и сквозь боль, пульсирующую во всем теле, сознание все-таки фиксировало происходящее: он катается по земле, мокрой от росы или только что прошедшего дождя. Но помимо этого был еще и запах. Очень знакомый запах запустения, какой бывает на старых пустырях и заброшенных свалках.
Наконец он откашлялся и немного свыкся с болью. Слишком часто приходилось ее испытывать, и его тело уже давно примирилось с ней, научившись правильно реагировать на физические страдания без участия сознания. Бывалые воины говорят, что внутри много повидавшего человека начинает вырабатываться какой-то гормон, который глушит и боль, и последствия физического перенапряжения, и душевные страдания человека, для которого война давно стала даже не профессией, а судьбой. Ветераны утверждают, что без этого гормона смерти любой нормальный человек сойдет с ума меньше чем за сутки. Хотя вполне возможно, что это не что иное, как очередная солдатская байка.
Кашель прекратился, но теперь человек просто лежал на сырой траве, не торопясь открывать глаза. Он уже догадывался, что сейчас увидит, но ему очень не хотелось, чтобы догадка становилась реальностью, от которой потом будет уже никуда не деться. Он тянул эти мгновения темноты, как гурман, смакующий изысканное блюдо и знающий, что ему никогда больше не придется его отведать. Он знал – одно короткое движение век, и старый мир, знакомый и ненавистный, ворвется в его жизнь, словно сезонный ураган, вновь и вновь сметающий на своем пути все живое. Старый, ненужный ему мир, из которого он однажды ушел раз и навсегда, чтобы никогда больше сюда не возвращаться…