– Не больше, чем Ханство с османами... – встрял Арнольд.
А я снова подумал о том, что Руссия пока не понимает важности Маркуса.
Жерар повернулся к своим охранникам и сказал:
– Я не вправе больше вас неволить. Если последуете за мной – то обречете себя на проклятие Церкви и гнев Державы. Если останетесь – всегда можете оправдываться тем, что не понимали происходящего. Но, возможно, этим вы послужите Господу куда больше. Возможно.
Охранники молчали. Словно не рады были выбору. Луи коснулся святого столба на груди, потом спросил:
– Этот мальчик – Маркус? Младший принц Дома? А иудей Исаия – на самом деле Ильмар-вор?
Жерар кивнул. Кивнул и сам Маркус. Я не шелохнулся.
– Я простой человек, ваше преосвященство, – сказал Луи. – Но я много лет с вами и знаю, что вы не пойдете против веры. Я останусь с вами.
Он посмотрел на своего товарища – очень спокойно, будто не сомневаясь и в его ответе. Но второй монах остекленевшим взглядом смотрел в темный провал люка.
– Реми... – мягко позвал его Жерар.
– Ваше преосвященство... – Охранник ладонью отер проступивший на бритой голове пот. – Я не смогу следовать с вами... я не вынесу тьмы подземелий...
Жерар заговорил не сразу:
– Все еще продолжается, Реми? Помнишь, мы говорили о том, что только тьма духовная есть настоящая беда, тьма же природная ничем не страшна.
Лицо стражника исказилось. Он кивнул, но с таким ужасом во взгляде, что все стало ясно. Удивительно было видеть этого крепкого мужчину, с бычьей шеей и мускулистыми руками, трясущегося перед темной пещерой.
– Видишь, Петер, не ты один боишься подземелий... – прошептал я. Петер выдавил кривую улыбку.
Жерар вздохнул. Протянул руку и как равный равного коснулся плеча Реми.
Сказал:
– Тогда иди обратно. Найдешь дорогу?
Реми закивал. Путь через темный подвал если и страшил что, то вовсе не так, как вечный мрак подземелья.
– Отправляйся в Париж, – велел Жерар. – Как ни в чем не бывало. Скажешь, что я со спутниками пошел в театр, а тебя отпустил. Если схватят – говори то же самое. Только постарайся, чтобы язык твой развязался не сразу.
– Да, ваше преосвященство... – Реми схватил руку епископа и припал к ней губами. – Простите, что я не могу выполнить свой обет... но я сойду там с ума, я стану лишь обузой...
– Не надо переживать, Реми. Я все понимаю, – отнимая руку, произнес епископ.
Монах-охранник еще раз обвел нас всех взглядом, полным вины и одновременно – облегчения. И поднимая повыше фонарь, двинулся назад.
– Стой-стой! – закричал Фарид. – Вначале закроешь за нами люк и задвинешь ящик, как он был!
Разумно.
Я понял, что Жерар Светоносный не зря так уверен в своих охранниках. Они не просто приставлены к нему Церковью. И Луи, и Реми были когда-то исцелены им от смертельных недугов. Да, исцелены бескорыстно. Но принять их на службу в качестве охранников он не погнушался.
– Кто-нибудь еще боится подземелий? – спросил Жерар. – Если да, то пусть лучше скажет. У нас не будет времени и сил с ним возиться!
Я смотрел на Петера. Горели, потрескивая, лампы, плясал на наших лицах неверный свет, и трудно было заметить, что юноша сжал зубы, словно боясь, будто его предаст собственный язык.
– Хелен, Луиза? – уточнил Жерар.
– Я неба не боюсь, чего уж мне катакомб пугаться, – фыркнула летунья.
– Искупитель и во тьме подземной с нами, – отозвалась Луиза.
– Ну и славно, тогда...
– Минутку, – попросил Антуан. – Я хочу дать брату Реми небольшое поручение...
– Только быстро, – уже с беспокойством вставил Фарид. – Не стоит искушать судьбу сверх необходимого!
Я не вслушивался, о чем говорил Антуан с Реми. И так было понятно – просил оставить для Йенса и Жана весточку в той гостинице, где мы договаривались встретиться. В отличие от Антуана, я не особо рассчитывал, что старый лекарь и монах нас догонят – нет у них ни опыта нужного, ни связей. Но спорить не стал.
Для Антуана это было важно.
– Быстрее... – Фарид стал утрачивать свою невозмутимость. – Мы действительно рискуем...
Антуан еще что-то сказал Реми – и двинулся к люку. Первым туда спустился проводник с фонарем, следующим – Комаров. Потом начали спускаться мы, а Реми провожал нас несчастным взглядом.
Внизу оказалось не так уж и мрачно. Вовсе не пещера, такое же рукотворное помещение, как и подвал. Кое-где стены были высечены в мягком камне, но во многих местах укреплены кладкой. Три коридора разбегались в разные стороны, уже через несколько шагов утопая во тьме.
Проводник быстро заговорил с Комаровым, тот кивнул и сообщил нам:
– Идти по двое, если места хватает – взявшись за руки, не терять из виду тех, кто идет впереди, оглядываться – не отстают ли идущие сзади. Беречь головы, иногда своды опускаются очень низко. Если все-таки затерялись оставаться на месте и звать на помощь, ни в коем случае не уходить! Проводник будет впереди, а я – замыкать отряд.
Я поискал глазами Хелен – но летунью уже крепко взял за руку Арнольд.
А в мою руку ткнулась ладонь Маркуса.
– Ты что? – спросил я.
Маркус вцепился в меня крепче. Облизнул губы и пробормотал:
– Страшно...
Ах да, он же от темноты робеет. Ну и спутники подобрались! Петер боится подземелий, Маркус – темноты. Ушедший Реми небось и того и другого. Странные люди...
– Ничего, я в подземельях неделями блуждал, – ободрил я Маркуса.
– Я помню. Я с вами буду.
Да, прав был лекарь Жан. Умеет Маркус найти того, кто ему поможет. С каторги бежать или из подземелий выбираться – вор Ильмар. В монастыре укрываться – настоятельница Луиза. От Стражи бежать – бывший офицер Арнольд.
Наверное, нельзя иначе высокородным аристократам выжить. У них вся жизнь словно хитрая карточная игра «гребенка», где вначале в паре с одним из шестерых играешь, потом с другим, а под конец – с третьим. И все время надо в уме держать, кому какую карту сдал и у кого сколько очков взято. Ясное дело, аристократы в «гребенку» не играют, забава низкая, воровская. Они вживую смотрят, кому и чего сдать.
Лишь удивительно, что будущий Искупитель так же к своим спутникам относится.
Все это мигом у меня в голове пронеслось. Но говорить ничего я не стал.
Вслед за проводником мы двинулись в средний коридор.
Первые четверть часа все шли в молчании. Наверное, от страха, хотя чего тут бояться, я понять не мог. Обычный коридор, где камень, а где и кирпич, только своды низкие и сырые. А так – широкий, втроем идти можно свободно. И двух карбидных ламп хватало, чтобы всю процессию освещать. Впереди проводник-мадьяр. За ним Жерар со своим верным Луи. Потом Арнольд с Хелен.
Потом Луиза с Антуаном. Ну и мы с Маркусом, а уж за нами – Петер и руссийский шпион с лампой и саквояжем. Второй саквояж он отдал Арнольду, который взял груз без пререканий и словно бы даже не заметил. Петер к Фариду явно оттого прибился, чтобы быть поближе к свету. Но держался достойно, если бы я не знал, что он подземелий боится, так и не заподозрил бы ничего.
Когда миновало четверть часа, скованность стала проходить. Может, именно от того, что и света хватало, и коридор выглядел часто посещаемым: разок мы наткнулись на разбитую чашку, осколки которой проводник сгреб ногой к стене, потом – на выгоревший факел и истлевшую тряпку. Проводник даже выругался по-мадьярски, непонятно, но красочно. Часто ходили этой дорогой.
– Отсюда есть пути почти под каждый дом в старой части города, – бодро сообщил Комаров. – Говорят, во времена османского владычества заговорщики подслушивали каждое слово врага, а также легко уходили от преследований. Османы же под землю лезть боялись.
– Вот уж не думал, что я осман... – пробормотал Петер. Но спокойно так, без паники. Переборол себя, молодец.
Арнольд впереди стал негромко напевать походную солдатскую песню. Я и сам под нее три года оттопал, когда по молодости баскам в наемники завербовался.
Дом тогда долго на наши шалости внимания не обращал. Ну, грызется одна провинция с другой, какая Владетелю разница, если налог вовремя уплачен? А потом рыжая бестия, кабальеро Мартинез Кампо, ляпнул сдуру, что когда баски от иберийцев отделятся, то они еще подумают – оставаться ли с Державой... Ну и все. Послал Дом преторианцев на помощь иберийскому наместнику. Тут все веселье и кончилось.
– Доспехи рубил клинок, Взметали копыта пыль...
Я Арнольда не поддержал, уж больно скверные воспоминания песня навевала. И Арнольд, речитативом пропев несколько куплетов, замолк. Зато в полный голос заговорила Луиза, и это было похуже любой песни. Она и красотой подземелья восхищалась, и мастерством каменщиков, и размышляла, как бы эти катакомбы для полезных целей приспособить – например, сделать тут подземный монастырь строгого свойства, для вящей славы Господней, или приют Для детей-сирот с дурными наклонностями, во имя человеческого милосердия. От здешней сырости все монахи бы разбежались, а сироты перемерли, но это Луизу не смущало.