Она разглядывала танцующих и поэтому не сразу его заметила. На ее щеках играл румянец, а в уголках рта залегли морщинки, обещавшие улыбку. В этом бойком месте она смотрелась инопланетянкой, в которую он был по уши влюблен.
— Привет, Дэвид, — сказала она, когда он протиснулся и сел с ней рядом. — Я надеялась, что ты придешь. Почему-то так подумала. Шикарно играют, да? А как громко! — ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной, но, судя по всему, ей это тоже нравилось. Она снова устремила взгляд на танцплощадку.
— Хорошо играют, — согласился он, чувствуя, как опять накатывает эта волна беспокойства. Теперь, когда он ее нашел, вернулся страх пропустить этот чертов поезд. — Их певец — вылитый Бак Оуэнс.
— Да? — улыбнулась она. — А кто этот Бак Оуэнс?
— Неважно. Нам надо возвращаться на станцию. Или ты хочешь здесь застрять неизвестно на сколько?
— А что, неплохая мысль. Мне здесь нра… ух ты, гляди!
Стеклянная кружка, пролетев над танцующими и коротко блеснув зеленью и золотом в лучах прожекторов с цветными фильтрами, разбилась вдребезги. Послышались одобрительные крики и аплодисменты — Уилла тоже зааплодировала, — а между тем двое амбалов, у которых на майках можно было прочесть два слова, ПОРЯДОК и БЛАГОДАТЬ, уже направлялись к месту предположительного запуска боевого снаряда.
— В таком месте четыре драки за вечер тебе гарантированы, — сказал Дэвид. — Это только на автостоянке. Плюс большая заварушка в самом баре, непосредственно перед закрытием.
Она засмеялась и, наставив на него указательные пальцы, как два кольта, изобразила губами выстрелы.
— Класс! Я хочу на это посмотреть!
— А я хочу вернуться на станцию, — повторил он. — Если в Сан-Франциско тебе вздумается послушать хонки-тонк, я тебе это устрою. Обещаю.
Она выпятила нижнюю губу и мотнула копной рыжеватых волос.
— Это совсем другое дело, сам знаешь. В Сан-Франциско тебе подадут в баре какое-нибудь вегетарианское пиво или что-то в этом роде.
Это его развеселило. Так же как мысль о визитке банковского служащего, на которой написано «Страшила Вольф». Но где-то подспудно в нем все равно сидело беспокойство.
Может, отсюда и этот нервный смех?
— Небольшой перерыв, и мы продолжим, — объявил в микрофон певец, вытирая пот со лба. — А вы пока пропустите по кружке за Тони Вилланеву и ансамбль «Сошедшие с рельсов»!
— Это нам знак: сунули ноги в туфли со стразами и — вперед с песней, — сказал Дэвид и взял Уиллу за руку. Он почти выбрался из-за стола, но она его примеру не последовала, хотя и руку не отпустила. Он вынужден был снова сесть, не без легкой паники. Кажется, он понял, что чувствует рыба на крючке, который вошел ей намертво в губу; мистер Лещ, пожалуйте на берег, где у вас еще будет возможность потрепыхаться напоследок. Она глядела на него своими убийственно синими глазами, а в уголках рта залегли морщинки, обещавшие улыбку. Уилла, его без пяти минут жена, читавшая по утрам романы, а перед сном стихи и называвшая теленовости… постой, как она о них говорила?… «это эфемерно».
— Посмотри на нас, — сказала она, обращая лицо к зеркальной стене.
Он увидел в зеркале молодую пару с восточного побережья, застрявшую в Вайоминге. В своем ситцевом платье она смотрелась лучше, чем он, но так ведь будет всегда, подумал он, с недоуменным видом снова переводя взгляд с зеркальной Уиллы на настоящую.
— Смотри внимательно, — сказала она. Морщинки в уголках рта уже не обещали улыбки, сейчас она была серьезна, насколько можно быть серьезной, когда идет такая гульба.
— И подумай над тем, что я тебе говорила.
С его губ уже готово было сорваться «ты мне много чего говорила, и я только об этом и думаю», но то был бы ответ влюбленного, столь же красивый, сколь и бессмысленный. А поскольку он понял, о чем идет речь, то просто, ни слова не говоря, снова посмотрел в зеркало. На этот раз действительно внимательно. И никого не увидел. В кабинке бара «26» никого не было. Он перевел взгляд на Уиллу, испуганный… но не удивленный.
— Ты не задумывался, — спросила она, — как может симпатичная девушка весь вечер просидеть одна, когда рядом нет ни одного свободного места и дым стоит коромыслом?
Дэвид покачал головой. Он над многими вещами не задумывался — скажем так, до этой минуты. Когда он последний раз ел или пил, например. Или сколько сейчас времени. Или когда закончился день. Он даже толком не мог сказать, что с ними произошло. Одно он знал точно: «Северный экспресс» сошел с рельсов, и вот теперь по стечению обстоятельств они сидели здесь и слушали «кантри» в исполнении ансамбля под названием…
— Я пинал пустую банку, — сказал он. — По дороге сюда я пинал пустую банку.
— Понятно. А еще ты сначала увидел нас в зеркале. Ощущения — это еще не всё, правда? Важно, чтобы они совпали с ожиданиями. — Она подмигнула ему и, подавшись вперед, поцеловала в щеку. Если говорить об ощущениях, то оно было очень даже приятное: что-то теплое и живое. — Дэвид, бедняжка. Мне очень жаль. Но ты молодец, все-таки пришел. Если честно, я не верила.
— Мы должны вернуться и сказать им правду.
Она поджала губы:
— Зачем?
— Это…
Двое в ковбойских шляпах и их хохочущие спутницы в джинсах и ковбойках, с прической «конский хвост», направились к их кабинке. Но стоило им приблизиться, как у всех на лицах выразился… нет, не страх, а, скорее, озадаченность… и они резко повернули в сторону бара.
Почувствовали, подумал Дэвид. От нас веет холодком.
— …самое правильное решение.
Уилла засмеялась. Это был усталый смех.
— Ты мне напоминаешь того старичка, что рекламировал по телевизору овсянку.
— Рыжик, они ведь ждут, что за ними придет этот спасительный поезд!
— Может, и придет! — Его немного испугала внезапная ярость, с которой она это выкрикнула. — Поезд обетованный, экспресс грядущей славы, вагон-салон избранных, где нет места для шушеры всех мастей…
— Я сильно сомневаюсь, что «Амтрак» уже ходит прямиком в рай, — вставил Дэвид. Он надеялся ее рассмешить, но она с мрачным видом разглядывала свои руки, и у него закралось новое подозрение. — Есть что-то еще, чего они не знают? Что-то такое, о чем мы должны им сказать? Да?
— К чему все это, когда можно просто остаться здесь! — Кажется, в ее голосе прозвучали нотки раздражения. Он даже не подозревал, что есть и такая Уилла. — Дэвид, хоть ты у нас малость близорук, но все же ты пришел, и за это я тебя люблю. — И она снова наградила его поцелуем.
— А еще я по дороге сюда встретил волка, — сказал он. — Я несколько раз хлопнул в ладоши и спугнул его. Возьму-ка я себе, пожалуй, новое имя. Страшила Вольф.
Секунду она смотрела на него с отвисшей челюстью, и он успел подумать: неужели надо было умереть, чтобы хоть раз по-настоящему удивить любимую девушку? Тут она откинулась на мягкую спинку и разразилась гомерическим хохотом. Проходившая мимо официантка уронила полный поднос с пивом и смачно выругалась.
— Страшила Вольф! — веселилась Уилла. — Вот как я буду звать тебя в постели! Ты такой большой, Страшила Вольф! Ты такой лохматый!
Официантка таращилась на пенящееся у ее ног море, матерясь, как пьяный матрос. При этом она старалась держаться подальше от пустой кабинки.
— Думаешь, это еще возможно? Заняться любовью? — спросил Дэвид.
Уилла смахнула слезы:
— Помнишь, я тебе сказала? Ощущения должны совпасть с ожиданиями. Когда это происходит, можно свернуть горы. — Она снова взяла его руку в свою. — Я тебя люблю. А ты меня?
— Не будь я Страшила Вольф! — Он позволял себе шутить, пока еще не допуская мысли, что он уже мертвец. Он глянул в зеркало за ее спиной и увидел их обоих. Потом только себя и свою руку, сжимающую пустоту. Потом никого. А вместе с тем… он дышал, его нос ловил запахи пива, виски и женских духов.
Подошел парень-уборщик, чтобы помочь официантке собрать осколки.
— Точно в пропасть шагнула, — объясняла парню официантка.
Подходящая фраза для загробной жизни, подумал Дэвид.
— Может, я с тобой и пойду, — сказала она, — но с этими занудами на станции не останусь. Мне и здесь хорошо.
— Ладно, — согласился он.
— Кто этот Бак Оуэнс?
— Я тебе о нем расскажу, — пообещал Дэвид. — О нем и о Рое Кларке. Но только после того, как ты мне скажешь, что еще тебе известно.
— Мне до них вообще дела нет, — сказала она, думая о своем. — Кто там нормальный? Генри Ландер и его жена.
— Фил Палмер тоже ничего.
Она поморщила нос:
— Фил Всех Отбрил.
— Уилла, что тебе известно?
— Смотри в оба, и сам все увидишь.
— Слушай, не проще ли тебе…
Нет, не проще. Она вдруг привстала, насколько позволял столик, и показала пальцем:
— Оркестр возвращается!
Луна стояла высоко в черном, усыпанном звездами небе, когда они с Уиллой, держась за руки, вышли на дорогу. Дэвид удивлялся, как могло пройти столько времени, ведь они задержались всего на две песни после перерыва. Это его обескураживало, но если бы только это.