— Смываешься? А меня оставляешь с младенцем па руках?
— Нет, нет, нет! — крикнул Хью, ударив кулаком по столу. — Кто сказал, что я смываюсь? Дай мне пять минут, потом звони в полицию. Я вернусь к их приезду.
— Но куда, черт возьми…
— К Патрику Батлеру, я к нему все равно собирался. Можешь назвать кого-то другого, кто способен помочь в подобной ситуации?
— Но мы не можем представить ему факты, Хью! Нам просто нечего представлять!
— Ничего представлять и не надо. Я ему просто все расскажу. Он ухватится за это дело, ты же знаешь. Для Батлера это хлеб, соль, вода — сама жизнь.
Джим все-таки сомневался.
— Согласен, если ему поможет доктор Гидеон Фелл…
— В данном случае не получится. Доктор Фелл сейчас на Мадейре, или на Майорке, или где-то еще. Да какая разница…
— Какая разница? — вскричал Джим, в свою очередь ударив кулаком по столу. — Слушай! Кто на самом деле решил проблему в том странном деле об отравлении Реншо? Я могу привести тебе не один пример…
— Джим, это не имеет ни малейшего…
— Нет, имеет! Без Гидеона Фелла Батлер в десять раз тупее тебя. Слушай, серьезно, он слишком самонадеян. Ни одного совета не слушает. Хью, остановись, ради бога!
Но было уже поздно.
Хью, схватив кейс и снова велев Джиму через пять минут звонить в полицию, пробежал по коридору, с некоторым трудом открыл двустворчатую дверь и выскочил на выложенную кафелем лестничную площадку.
Очень узкий лифт в стальной клетке не работал уже месяцев пять, нахально застревая между вторым и третьим этажом, несмотря на отчаянные жалобы обитателей здания. Поэтому Хью ринулся вниз по лестнице.
На бегу кейс открылся, он поплотнее защелкнул застежку. На нижнем этаже сгустился туман, но в вестибюле кто-то включил очень яркую верхнюю лампу в круглом стеклянном колпаке. Она освещала каменные ступени лестницы, спускающейся к тротуару, даже сам тротуар и ограду, хорошо видную на расстоянии десять — двенадцать футов.
Хью распахнул застекленную дверь, сбежал по каменным ступеням и наткнулся прямо на полицейского.
Величественный констебль в черном дождевике, услышав на лестнице топот, свернул влево. Хью налетел на него лоб в лоб, инстинктивно правой рукой схватил представителя закона за левую руку, высунувшуюся из плаща, а тот столь же инстинктивно поймал его левое запястье. Оба споткнулись, пошатнулись, глядя друг на друга. У Хью чуть сердце не выскочило.
— Э-э-э… простите, офицер.
— Ну-ка, стойте, — начал полицейский и вдруг замолчал.
Хью отдернул правую руку, на пальцах и тыльной стороне которой виднелась свежая кровь. Полицейский взглянул на нее, на свой левый рукав, на кровавые пятна вокруг замка кейса.
Хотя рядом не оказалось эксперта, способного установить, что это именно пятна крови, но одного взгляда на виноватую физиономию Хью было вполне достаточно. Справа, со стороны Холборна, вывернули размытые желтоватые фары подъезжавшего автомобиля, водитель которого, безусловно, считал, что в тихом квартале, несмотря на туман, можно прибавить скорости.
Полицейский, вытаращив глаза, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Хью его опередил, вежливо извинился и бросился бежать навстречу машине.
Фары подпрыгнули, автомобиль вильнул, скрипнул шинами, промчавшись в трех дюймах от него. Летящая черная ракета каким-то чудом выправилась на дороге и загородила обзор.
Хью был уверен, что полицейский пустится за ним в погоню, по крайней мере, ждал, что служитель закона вытащит свисток и свистнет. Однако констебль, разумеется, не сделал ни того пи другого. Тщательно запечатлев в памяти приметы Хью, он побежал по лестнице выяснять, что стряслось в здании.
Хью, тяжело дыша, стоял на противоположной стороне тротуара. Вдруг он почувствовал жгучий холод, перед глазами у него поплыл туман.