Там была коробка с шестью ампулами морфия. Так вот, она исчезла. Не нашел я и шприца.
— Кто входил в каюту?
— Это знает только лапландец. А он не понимает, что ему толкуют. Внушил себе, что его хотят убить, и забивается в угол койки, как только к нему подойдешь.
— Стюард ничего не видел?
— Говорит, был на мостике.
— Ладно.
Петерсен тяжело поднялся по трапу и добрался до лоцмана с Вринсом насквозь промокший: на полпути со спины накрыла волна.
Он молча втиснулся между обоими и привалился спиной к переборке, с какой‑то странной иронией проводив глазами волну, набежавшую с борта и такую высокую, что она порвала найтовы одной из шлюпок под трубой.
К полуночи капитан совсем закоченел, рот его зло кривился, но он упорно оставался на месте, высматривая буи.
Не курил он уже три часа — для этого пришлось бы вытащить руки из карманов, распахнуть пальто, зайти в рулевую рубку, чтобы чиркнуть спичкой.
С вант свисали форменные сталактиты, а на грузовой стреле и баке от постоянно накатывающихся волн образовался целый айсберг, круглый, голубоватый, сверкающий и похожий на чудовищную медузу.
— Два белых! — глухим голосом поправил Вринс.
— А потом?.. Ну, видите?
Капитан шагнул вперед, обеими руками схватился за поручни и все же пошатнулся под водопадом ударивших в лицо брызг.
— Стоп машина! — скомандовал он. — Не уверен, но…
Световые сигналы с берега непрерывно повторяли одно и то же.
— Надо ответить.., пари держу, наши сигнальные фонари не готовы.
Петерсен тут же пожалел о своих словах. Вринс был уже в рулевой рубке и сам зажигал фонари.
— Посигнальте: «вас понял», — бросил капитан и, обращаясь к подошедшему лоцману, пояснил:
— Передают, чтобы мы оставались на внешнем рейде. В порт не войти: затонувший нынче вечером траулер загородил фарватер.
Он взялся за ручку машинного телеграфа:
— Средний вперед!
И снова ни огонька.