Кейти вышла на арену, самодовольно улыбнулась зрителям, особенно человеку из Лондона, и стала взбираться по лестнице.
– …и Мамзель Дэнди!
Она вышла, не взглянув на меня.
Я стояла под трапецией, у подножия ее лестницы, как пугало в поле, выставив руку, указывая в середину арены, где кланялась моя сестра, и вокруг ее лица колыхались зеленые ленточки, а улыбка была полна торжества от того, какую ловушку она устроила. Я держала для нее ступеньку лестницы, и, когда она начала подниматься, мимо меня проплыли ее сияющая улыбка и смеющиеся глаза.
– Старая ты плакальщица! – шепнула она. – Я с самого начала это задумала. Вот увидишь.
Я налегла на ступеньку лестницы, чтобы она не качалась, и дождалась, когда почувствую, что Дэнди шагнула с нее на площадку. Вверх я никогда не смотрела. Я ушла с арены, подняв голову, с бессмысленной широкой улыбкой, приклеенной к лицу, глядя себе под ноги. Я закрыла за собой дверь, прижалась лбом к ее доскам и стала слушать, как всегда слушала. Я ждала, чтобы толпа ахнула, когда одна из них качнется к Джеку, а потом взревет, когда она вернется на площадку. Ждала, чтобы понять, что с Дэнди все хорошо.
Я так смертельно устала, что почти задремала стоя, сторожа сестру, прижавшись лицом к грубой доске. Я слышала восторженные аплодисменты, когда Джек встал на площадке на руки, потом волну хлопков, когда он кувыркнулся и снова встал прямо. Когда Джек стал застегивать пояс, переступая на площадке, по залу пролетел шорох радостного предчувствия. Зрители увидели, как он потирает руки, – он всегда так делал, – а потом вытягивает их вперед.
Тут они должны были повернуться и посмотреть направо, где стояли девушки, и я услышала общий выдох, когда Кейти взялась за трапецию и шагнула в пустоту. Она всегда шла первой, я знала. Я слышала, как толпа затаила дыхание, слышала, как Джек крикнул: «Прэт!» – так ясно, словно сидела в первом ряду. Я прижала ладони к двери. Меня охватило ощущение, что я тону во тьме, такое сильное, что я едва удержалась, чтобы не оползти по двери и не позволить тьме затопить меня. Потом я почувствовала, что рядом кто-то есть, и быстро взглянула в сторону.
Возле меня стоял Ри.
– Ты живая? – спросил он.
В амбаре Джек выкрикнул: «Ап!» – и толпа сдавленно вскрикнула, когда Кейти вытянула вперед ноги. Я услышала хлопок, когда Джек поймал ее за лодыжки, а потом вопль толпы, когда он качнул Кейти назад и перекрутил ее, чтобы она развернулась и схватилась за перекладину. Потом зрители взорвались приветственными криками – Кейти вернулась на площадку, обернулась, помахала и улыбнулась.
Я кивнула обеспокоенному Ри. Мне казалось, что он колышется, весь мир вокруг меня таял и струился.
– Ты мокрая и вся дрожишь, – сказал Ри. – И бледная, как смерть. Ты заболела, Меридон?
Я услышала, как зашевелилась толпа, когда Дэнди и Кейти поменялись местами на площадке, и Дэнди взялась за перекладину трапеции. Услышала аханье, когда Дэнди обычным для нее уверенным прыжком рванулась вниз, услышала, как Джек ждет, чтобы она набрала скорость. Потом он крикнул: «Прэт!» – и я поняла, что сейчас он смотрит на Дэнди и тянется к ней. К Дэнди, зацепившейся ногами за трапецию, чтобы дотянуться до Джека руками. Чуть большее расстояние, делавшее трюк чуть сложнее. Она тянулась к нему, зеленые ленточки развевались вокруг ее головы, а на лице была торжествующая ослепительная улыбка, в которой Джек точно увидел радость от того, как она заманила его, поймала и одолела и его, и его отца.
– Ты в обморок не упадешь? – встревоженно спросил Ри. – Меридон, ты меня слышишь?
Джек выкрикнул:
– Ап! – и я услышала в его голосе что-то, чего прежде не слышала никогда.
Ощущение, что я тону, вдруг покинуло меня, передо мной ясно встали доски двери. Я заскреблась в них с неожиданным пылом.
– Впустите меня! – закричала я.
Дверь подалась, и я взглянула вверх; я впервые взглянула вверх. Я увидела, как Джек и Дэнди соприкоснулись руками, как Джек надежно ее схватил, а потом увидела, как он качнул ее, со всей силой, набранной ею в полете, приложив дополнительное усилие, он качнул ее и бросил в высокую оштукатуренную стену амбара позади себя. Пока Дэнди летела, бестолково хватаясь руками за воздух, из груди ее рвался долгий крик ужаса, который я сразу узнала, словно ждала его все эти месяцы. Потом раздался чудовищный глухой удар, она врезалась головой в стену и упала, как птенец из гнезда, а толпа эхом подхватила ее крик сотнями глоток.
Я ворвалась в амбар, как дикая лошадь. Все были на ногах, все толпились вокруг, окружали ее, лежавшую под стеной на земле. Я пробивалась сквозь толпу, как ласка сквозь курятник. Кто-то толкнул меня, и я сбила его с ног плечом. Я видела краешек розовой юбки Дэнди и ее бледную перекрученную голую ногу.
Роберт за моей спиной кричал:
– Разойдитесь! Разойдитесь! Дайте девочке воздуху! Есть здесь хирург? Или цирюльник? Хоть кто-то!
Я оттолкнула ребенка, услышав, как он упал и заплакал, и оказалась возле нее.
Тут все замедлилось и затихло.
Я потянулась к спутанной волне черных волос с зелеными и золотыми ленточками и подтащила Дэнди к себе. Плечи у нее были еще теплые и потные, но голова болталась – у нее была сломана шея. От темени осталось кровавое месиво, но кровь не текла. Глаза невидяще уставились в стену позади, они так закатились, что виднелись одни белки. На ее лице застыл ужас, горло так и замерло в крике.
Я положила ее, очень бережно, обратно на землю и расправила ее короткую юбочку на голых ногах. Она лежала, перекрутившись, голова и плечи смотрели в одну сторону, ноги в другую – спина у нее была сломана, как и шея. В уголке рта виднелась струйка крови, но больше ничего не было. Она была похожа на драгоценную фарфоровую куклу, разбитую беспечным ребенком.
Конечно, она была мертва. Мертвее я ничего в жизни не видела. Дэнди, моя любимая, расчетливая, блестящая сестра, была далеко – если вообще где-то была.
Я взглянула наверх. Джек пытался расстегнуть пояс – думаю, у него так тряслись руки, что он не мог справиться с пряжкой. Он посмотрел на меня со стойки ловца и встретился со мной глазами. Рот у него был полуоткрыт, словно его самого ужасало то, что он сделал. Словно он не верил, что сделал это. Я ему медленно кивнула, с пустыми глазами. Поверить было невозможно, но тем не менее он это сделал.
Я встала.
Толпа расступилась. Я видела их лица, видела, как шевелятся их губы, но ничего не слышала.
Рядом со мной стоял Ри. Я повернулась к нему, и голос мой был ровным.
– Проследи, чтобы ее похоронили, как следует, – сказала я. – По нашим обычаям.
Он кивнул. Лицо его было желтым от испуга.
– Чтобы одежду сожгли, тарелку разбили, и все ее имущество похоронили с ней, – сказала я.
Он кивнул.
– Кроме фургона, – сказала я. – Фургон принадлежит Роберту. Но все, что она носила, ее постель, все одеяла.
Он кивнул.
– И гребень, – сказала я. – И ленточки. И подушку.
Я отвернулась от искореженного тела и от стоявшего возле него Ри.
Сделала два шага, и Роберт открыл мне объятия. Я не отозвалась, словно никогда не любила его, словно вообще никого в жизни не любила. Снова повернулась к Ри.
– И чтобы никто, кроме тебя, ее не трогал, – сказала я.
Но потом растерялась.
– Так и надо, да, Ри? Такой у нас обычай? Я не знаю, как это делается.
Губы Ри дрожали.
– Все будет, как у нас принято, – сказал он.
Я кивнула и прошла под стойкой ловца, на которой стоял Джек, чьи руки так тряслись, что он не мог расстегнуть пояс. Я больше не взглянула наверх. Я прошла мимо Роберта, почувствовав, как его рука погладила меня по плечу – я ее сбросила, не глядя. Вышла за двери амбара, где стояла, как дура, пока Дэнди, смеясь, шла на смерть, и подошла к лошадям.
Взвалила седло на спину Моря, и он наклонил голову, чтобы я надела уздечку. Я видела, как блестят металлические пряжки и мундштук, но не слышала, как они звякали, когда стукались друг о друга. Затянула подпругу и повела Море по траве к нашему фургону.
Ее постель по-прежнему пахла своей хозяйкой. Теплым, похожим на васильки и сено, ароматом. По всему фургону были раскиданы ее вещи, ленты, шпильки, там и тут виднелись следы пудры, валялся пустой флакон из-под духов.
Я содрала с себя костюм для трапеции и вытащила из волос ленты. Медные кудри рассыпались, и я отвела их назад. Натянула рубашку, рабочую куртку и бриджи для верховой езды. У меня была пара старых сапог Джека, и я, не дрогнув, их надела. Достала из-под матраса кошелек с десятью гинеями. Одну я положила на подушку Кейти. Она выполнила свою часть сделки, оставив Джека в полное распоряжение Дэнди. Она свою монету заработала. Кошелек я запихнула в штаны и затянула его завязки на ремне. Потом вытащила из прорехи в матрасе нитку с золотыми застежками. Застегнула ее на шее и спрятала под рубашку, потом влезла в старый камвольный жакет, когда-то принадлежавший Роберту, теплый и широкий. В кармане нашлась кепка; я надела ее и убрала под нее волосы.