Поэтому вполне возможно, что не все в пьесе было ей понятно.
Заурчал мотор, машина тронулась с места. В этот момент одно из задних стекол опустилось и Софи Тиллинг порывисто сказала:
– Мы можем еще поговорить о Марке, если вы думаете, что это необходимо. Ему это уже не поможет, но все равно вы можете прийти сегодня во второй половине дня ко мне домой – Норвич-стрит, дом 57. Но не слишком поздно, иначе мы с Дейви уйдем на реку. Если будет желание, можете присоединиться к нам.
Машина набрала скорость, и Корделия проследила за ней, пока она не пропала за поворотом. Хьюго просунул руку через окно и поднял ее в шутовском прощальном жесте, но ни он, ни его друзья не обернулись.
* * *
Чтобы запомнить адрес, Корделия еще раз пробормотала его про себя: Норвич-стрит, 57. Что это, адрес общежития, пансиона или в Кембридже живет ее семья? Ладно, скоро она это узнает. Когда она должна быть там? Прийти чересчур рано – значит показаться навязчивой, но и опаздывать нельзя – она рискует с ними разминуться. Неважно, что заставило Софи Тиллинг сделать это запоздалое приглашение, она не должна теперь терять с ними контакта.
Совесть у них нечиста – это совершенно очевидно. Иначе ее появление не произвело бы на них такого впечатления. Они не хотят, чтобы кто-то вникал в обстоятельства смерти Марка Кэллендера. Чтобы заставить ее бросить это дело, они будут ее убеждать, уговаривать, может быть, даже постараются пристыдить. Остановятся ли они перед угрозой? – подумала Корделия. Но зачем им это? Наиболее вероятная версия: они хотят кого-то выгородить. Но опять-таки – зачем? Убийство – это не мелкое нарушение университетской дисциплины. Конечно, друзья никогда не выдадут вас, если вы поздно ночью проберетесь к себе в спальню через окно, потому что двери уже заперты. Но убийство! Марк был их другом. Некто, кого он знал и кому доверял, задушил его, а потом повесил на крюк, как тряпичную куклу. Представить себе эту картину страшно. Ей вспомнился слегка удивленный печальный взгляд, который бросил на Софи Дейви Стивенс, хладнокровный цинизм Хьюго, участливые, добрые глаза Софи. Если все они – заговорщики, то это поистине чудовищно! А Изабел? Скорее всего выгораживают они именно ее. Да, но Изабел де Ластери никак не могла убить Марка. Достаточно поглядеть на эти покатые плечи, на эти беспомощные, почти прозрачные руки, на пальцы с элегантным маникюром. Нет, если Изабел в этом замешана, то действовала она не одна. Только рослая и очень сильная женщина смогла бы взгромоздить безжизненное тело сначала на табуретку, а затем подтянуть его к крюку.
Норвич-стрит оказалась узким проулком с односторонним движением, и поначалу Корделия подъехала к нему не с той стороны. Ей пришлось вернуться обратно до Хиллз-роуд и доехать до четвертого поворота направо. Вдоль Норвич-стрит террасами стояли небольшие кирпичные дома, определенно относившиеся к раннему викторианскому стилю. Улица поднималась вверх. Дома в большинстве своем были аккуратные и ухоженные. Дверь дома номер 57 была выкрашена черной краской. Перед ним оказалось достаточно места, чтобы припарковать «мини». Среди тянувшейся вдоль всей проезжей части вереницы старых машин и мотоциклов белого «рено» Корделия не заметила.
Входную дверь, видимо, не запирали. Корделия позвонила и нерешительно вошла в узкую прихожую. Теперь она поняла, почему фасад показался ей знакомым. С шестилетнего возраста она два года провела в точно таком же викторианском доме на окраине Ромфорда у миссис Гибсон.