К моему удивлению, в туалетной комнате оказалось достаточно чисто. Аналогичным заведениям московских вокзалов до нее было куда как далеко. На дне больших пластиковых ведер для мусора, больше напоминающих корзины для белья, валялись жестяные банки из-под пива и колы, смятые бумажные обертки и прочий бытовой мусор. Пока я разглядывал содержимое мусорных контейнеров, Бондарев быстро осмотрел пространство туалетной комнаты и, указав мне на закрытые двери туалетных кабинок, сказал:
– Ты оттуда, я отсюда.
Я вошел в самую дальнюю туалетную кабинку, такую же, как, наверное, в большинстве аэропортов и вокзалов. Стандартная отделка: вмурованный в цементный пол унитаз, выложенный со всех сторон кафельной плиткой, над ним сливной бачок, сбоку пластиковое ведро для мусора – пустое. Единственное место, где можно что-то спрятать, – сливной бачок. Правда, автомат туда вряд ли поместится. Я встал на края унитаза, снял крышку сливного бачка и чуть не выпустил ее из рук от неожиданности. Он был там, внутри. Хорошо знакомый мне автомат «АКСУ» со сложенным прикладом и отсоединенным магазином лежал внутри туалетного сливного бачка, уткнувшись в его керамическое дно своим кургузым стволом. А рядом, вернее под ним, лежал отсоединенный от автомата магазин.
– Петр Валентинович! – истошно закричал я, выскочив из туалетной кабинки с автоматом и его магазином в руках.
Бондарев тут же оказался рядом и, взглянув на меня, выразительно покачал головой. Потом он взял из моих рук оружие, с которого капала вода, и посмотрел на выбитый на автомате номер.
– Тот самый, что был у милицейского патруля. Поищи второй. Думаю, он тоже здесь.
И вновь Бондарев оказался прав. Второй автомат отыскался в четвертой из осмотренных мною кабинок. Его тоже сунули в сливной бачок и прикрыли крышкой. Просто и надежно. Если бы Бондарев не предложил мне осмотреть туалетные кабинки, оружие могло пролежать в бачках до тех пор, пока не вышла из строя система слива, и сантехникам пришлось бы заглянуть под крышку.
– Значит, они улетели? – задал я Бондареву вопрос, ответ на который был и так очевиден.
– Вот только куда? – в свою очередь, задал он вопрос, ответ на который нам еще предстояло узнать.
Я чувствовал себя виноватым – ведь это я не опознал, проморгал, проворонил террористов! И поэтому молчал.
– Проверим, – повторил Бондарев уже знакомую мне фразу и добавил: – Я видел в залах аэровокзала видеокамеры. Они только передают изображение на мониторы или параллельно еще и ведут запись?
26. Овчинников
Нижегородский аэропорт, 13 марта, 05.10Третий час мы вчетвером: я, Бондарев, полковник Торопов и сам оператор просматривали видеоматериалы, снятые камерами наблюдения. Вернее, просматривали мы с Бондаревым, оператор управлял видеомагнитофоном, а Торопов большей частью курил одну сигарету за другой, примостившись на стуле позади нас. Установленные в аэропорту камеры наблюдения – всего таких камер было десять: две по фасаду аэровокзала, четыре на первом этаже аэровокзала и четыре на втором – находились в ведении линейного отдела внутренних дел. В помещении оператора круглосуточно находился сотрудник транспортной милиции, который с экранов мониторов следил за происходящим в аэропорту и при необходимости мог вести запись на два видеомагнитофона, из которых, правда, работал только один. В связи с проводящейся в аэропорту спецоперацией оператор получил четкие указания снимать всех вылетающих пассажиров, и за день у него скопилась целая груда видеокассет, которые нам предстояло просмотреть.
– Эта была последняя по новосибирскому, – объявил оператор, выщелкнув из приемного окна магнитофона очередную просмотренную кассету. – Может, прервемся на пару минут? – И он с надеждой посмотрел на Бондарева.
– Ночью отдыхать надо, а сейчас уже утро, – усмехнулся Бондарев.
Это он так шутит, чтобы поднять нам настроение. Хотя я-то знаю, какие кошки скребут у него на душе. Три часа неотрывно перед монитором, и ни одного лица, даже отдаленно похожего на лица разыскиваемых террористов. Да и откуда им взяться, ведь я уже видел все эти лица, причем не на экране, а реально, перед собой.
– Давайте следующую, – поторопил оператора полковник Торопов. – С владивостокского рейса.
У него был все тот же ровный голос, но я почувствовал, что и он переживает не меньше нас с Бондаревым. Оператор с явной неохотой потянулся за следующей кассетой и вставил ее в видеомагнитофон. Когда на экране монитора вновь появилось изображение, я увидел попавшую в кадр часть регистрационного зала вместе с очередью выстроившихся на посадку пассажиров. Очередь заканчивалась перед открытой дверью, над которой высвечивался номер владивостокского рейса.
– Сейчас перемотаю на начало, – сказал оператор и потянулся к видеомагнитофону.
И тут я увидел то, на что должен… Черт возьми! Конечно же, должен был обратить внимание раньше! Мимо выстроившейся очереди прошли два человека: «итальянец», а рядом с ним еще один тип из числа шестерки туристов, вылетевших владивостокским рейсом. Камера наблюдения, снимавшая посадку, не позволила увидеть, куда они направляются. Но я видел собственными глазами, как они зашли в туалет! Зашли перед самой посадкой!
– Стой! – я схватил оператора за руку. – Нажми паузу! – И когда он это сделал, ткнул пальцем в застывшее на экране изображение. – Вот эти двое побывали в туалете перед самой посадкой. Я сам это видел, но не обратил на них внимания.
– Что за люди? – живо поинтересовался Бондарев.
– По виду туристы или геологи, а может, еще кто. Шесть человек: вот эти двое, а с ними еще четверо. С… рюкзаками, – закончил я, увидев, что только у этих двоих рюкзаки типа вещмешок, а у остальных настоящие туристические, с металлическим каркасом.
– Надо поискать крупные планы этих двоих, – продолжая смотреть в экран, сказал Бондарев.
– Крупный план? – повторил за Бондаревым оператор. Сейчас он выглядел куда более заинтересованным. – Надо посмотреть регистрацию. Там камера как раз напротив стойки, и вся съемка идет крупным планом.
Оператор заменил в магнитофоне кассету на нужную и вновь включил воспроизведение. Как шла регистрация, я не видел, так как в это время находился у входа в аэровокзал, но сразу узнал на экране знакомые лица. Вот подают свои удостоверения личности и билеты морские офицеры, вот толкаются и, видимо, подшучивают друг над другом давешние студенты, а вот и те самые туристы – все шестеро! Ну поверните же к камере свои лица! И они их действительно повернули. Сначала воровато оглянулся спутник «итальянца», который составил ему компанию при посещении туалетной комнаты.
– Стоп! – Это Бондарев положил руку на плечо оператору.
Тот поспешно нажал кнопку паузы, и мы буквально впились глазами в экран.
– Что скажешь? – обратился ко мне Бондарев, указав взглядом на запечатленного на пленке мужчину.
Невысок, сутул, растрепанные темные, но не черные волосы, грубое, словно вытесанное из камня, лицо, форму и цвет глаз на черно-белой пленке не разглядеть. Зато отлично видны брови, вернее, их отсутствие. Какие-то жалкие кустики жиденьких волосков на надбровных дугах. Да нет, не он. Сулейман гораздо выше, да и его охранник… Правда, ссутулившись, можно уменьшить собственный рост. А лицо? Волосы?
– Ты на цвет волос не смотри, их перекрасить недолго, – произнес у меня над ухом Бондарев. – Лицо сравнивай.
– А брови? – Я ткнул пальцем в экран. – У охранника Сулеймана густые, сходящиеся к переносице брови.
– Важен целостный образ, – ответил Бондарев. – А брови можно сбрить или вырвать.
Я мысленно описал лицо человека на экране, добавив к его описанию густые, выдающиеся брови. И оно практически в точности совпало с описанием, полученным от продавца ножей в аэропорту Домодедово.
– Это он, – с удивлением для самого себя пробормотал я.
Бондарев, похоже, не сомневался в моем ответе.
– Давайте дальше, – приказал он оператору.
Тот опять включил воспроизведение. Мне уже все было ясно, но я просто обязан был опознать Сулеймана. И когда видеокамера показала нам профиль «итальянца», закричал:
– Это второй!
Стоило изменить «итальянцу» прическу, снять с него дурацкие жабьи очки, смыть с лица светлый тональный крем, опустить на место верхнюю губу и переодеть в костюм и ботинки от Кардена, Версачи или еще какого-нибудь модельера с мировым именем, как он превращался в Сулеймана. Мне оставалось только рвать на себе волосы от досады, что я не узнал его раньше. Не менее часа убийцы моего друга разгуливали мимо меня по аэровокзалу, а я, вместо того, чтобы уложить их мордами на пол и надеть наручники, все это время ходил рядом и хлопал глазами! Мы все попались на хрестоматийную уловку. И в Шереметьеве, и в Домодедове они выглядели, как иностранцы. Сулейман так вообще как рекламный красавец с обложки. А в нижегородском аэропорту появились в образе российских туристов, в отечественных ботинках, штанах и штормовках, с простыми брезентовыми рюкзаками, да еще в компании настоящих туристов, с которыми, я уверен, они познакомились на остановке или в автобусе. А я и все остальные, введенные в заблуждение стереотипностью мышления, не опознали, а проще говоря, проморгали их.