— Привет, ребята, — промолвила она, спросонья потирая глаза, и взгляды солдат обратились к ней.
— Какая прелесть, — Онтао расплылся в умилении. — Придется тебе, дружинник, с последним нашим братом знакомиться самому.
На заднем дворе без привязи стояла стройная белая лошадь, а хозяин сидел у ее ног на соломе и пожевывал травинку. Лишь короткое копье и тонкий клинок, лежащие рядом, выдавали в нем бойца. В остальном он никак уж не походил на воина — ни статью, ни облачением. Вместо доспеха на нем была длинная серая подпоясанная рубаха, обмотки плотно облегали стройное тело. Его застывшее костлявое лицо наверняка нечасто выражало чувства.
— Монах с оружием или воин, разодетый в монаха? — с усмешкой спросил Сетар.
— Скорее, первое, — солдат ответил своей улыбкой, неожиданно весьма обаятельной.
Сперва он поклонился, перекрестив руки на груди, а затем уже поздоровался по-простому:
— Кутри, проповедник Истины. Послужил ей, послужил и в разведотряде Ярости.
— Странные у вас, северян, порядки. Третийский монах никогда бы не поднялся на защиту страны, да еще и чужой. Впрочем, многим из них подняться не позволил бы огромный живот.
— Одного Создателя не хватает, чтобы уследить за всеми подопечными, — воин рассмеялся. — При служении Вечному бдящих покровителей куда больше, и нам сложнее встать на стезю порока.
Сетару понравилось, с какой легкостью богослов говорил, казалось бы, на столь чувствительную для него тему. Вероятно, по духу он был очень похож на третийца, раз его, чужака, приняли в армию Ярости. Но как его взяли в разведотряд? Подробный рассказ о себе Кутри «приберег на потом», и Сетару не терпелось его услышать.
Тем временем Ярнея сама подошла к нему. Вопреки шуточному условию наемщика на ней было не платье, а воинский камзол, как у сотоварищей, однако облегченный и даже более открытый, нежели вчерашний наряд.
— Ты ладишь с людьми, это хорошо, — холодно молвила она. — Но учти, нам не стоит тратить время на лишнюю болтовню. Задержек и так будет хватать.
Она бросила хмурый взгляд на Кителию, которую обступили ее соратники, и ушла, не дождавшись ответа. Трактирный забулдыга, обольстительная госпожа, свойская девка, а теперь и суровый лидер отряда — воительница все же хорошо играла разные роли, и последняя подходила ей лучше всего. Но Сетара это не смутило, он уважал сильных женщин.
Он с облегчением выдохнул и отправился седлать свою лошадь. Следовало бы возблагодарить судьбу, что свела его именно с этим отрядом. Он знал, как служба меняет людей, какими черствыми и бессердечными они, порой, становятся…
— А эти наемники вроде ничего, — словно кто-то озвучил его мысли.
Это был Черо. Как и престало следопыту, он подошел незаметно и, привалившись к столбу, наблюдал за людьми, с которыми проведет в пути несколько непростых дней.
— Теперь мы и правда можем идти, — проводник одобрительно покачал головой.
Двор провожал вереницу конников странными взглядами, полными сожаления. Въезжая в лес, Сетар подумал, что сказок о Волчьих перевалах боятся и здесь. Однако сказки не помешают тому, кто в них не верит.
Глава 2
2
«Уже третий день, сегодня наконец завершим подъем. Пока судьба не дарила нам приключений, и тем лучше — дорога без того непростая. Да что там, дороги-то почти нет. Перевалом оказалась прогалина в скалистой местности, где кое-как могут пройти две лошади в ряд. Но Черо обещает, что скоро мы выйдем на ровную тропу. Откуда ей здесь взяться, он не сказал. Проводники пока держатся особняком, порой бросают косые взгляды — то ли знают чего, да недоговаривают, то ли мое предприятие глупостью считают (здесь их не в чем винить).
Наемники, напротив, идут бодро и беззаботно, словно те юные странствующие актеры или шуты, которые думают, что весь мир принадлежит им. Травят байки весь день напролет, вечером зовут к костру играть в карты, постоянно отпускают колкие шуточки, в основном в сторону Кителии. Она впервые в компании солдат и поначалу обижалась. Даже шептала под нос свои глупые молитвы к древним силам — еще боялась, что нас могут ограбить. Но сегодняшний случай, кажется, растопил ее сердце».
Сетар отложил книгу и просветлел, вспоминая утренний подъем.
Они ехали сквозь редеющие заросли бука по пологому склону. Дорогу указывали проводники, и Холвет, который обычно вел свой отряд, был лишен привычной работы, поэтому покуривал на ходу трубку и о чем-то размышлял. Но когда кончилась тень очередного высокого дерева, в лицо ему ударили утренние лучи и словно вновь разбудили.
— Что это мы едем в скучной тишине? — задался вопросом лучник. — Малыш, твоя лютня несправедливо долго молчит. Сыграй-ка нам, парень, а мы что-нибудь напоем.
— Извольте, — отозвался Онтао, снимая инструмент со спины. — О чем же мы споем?
— Давайте о ярмарке, — скромно предложила Кителиа, теребя прядь волос. — Давно не была на ярмарке.
— Я не помню о ней песен, — Будор нахмурился.
— Тогда мы споем Удалого Лиоха, — сказала Ярнея. — Правда, надо бы играть на пару.
— Не о чем волноваться! — заявил Онтао и протянул лютню Кутри, а сам вынул из-за пояса дудочку. — Монах сыграет, он не любит петь веселые песни.
— Не люблю надуманные, — поправил его служитель Истины, но принял инструмент.
— Они ж все такие, — Камдоб хохотнул, а соратники уже начали играть.
Пока они выстраивали задорную мелодию, Кителиа тихо спросила Сетара:
— Что за Удалой кто-то там? Я не знаю такой песни.
— Это не песня, — ответил он. — Так звали барда, который наловчился на ходу сочинять стихи с одинаковым размером. В армии мы часто пели, что в голову придет, на манер известных сочинителей — сами-то Духом Музыки не одарены. Думаю, наши приятели сподобятся на несколько куплетов о ярмарке для тебя.
Тем временем две мелодии соединились в одном ритме. Ярнея первой подняла руку и начала:
Гомон, топот, взрыв шутих,Зов торговцев, звон монет —Это ярмарка шумит!Торопись, тащи друзей!
Музыка продолжилась, и следующим вызвался Холвет:
Злато, шелк, шафран возьмиДля жены, для дочерей!Редок праздник в наши дни,Ты уж денег не жалей!
Солдаты встретили их куплеты одобрительными возгласами, но внезапно руку потянула вверх Кителиа. Кутри и Онтао продолжили себе играть, и она спела:
Стой же, добрый господин,А сиротке карамель?Он ведь тут совсем один,Праздник должен быть для всех.
«Воины с радостью приняли участие Кителии. Они пели вместе все утро напролет, и она была очень довольна. Думаю, теперь у нее все будет хорошо.
Все хорошо будет и у нас с Ярнеей. Может, из чувства вины она проявляет ко мне много внимания, но на нее трудно злиться. Эта женщина поистине необычная. Необычная, яркая и обворожительная. Была бы достойна любого мужа, но предпочла поиск приключений с бывшими сослуживцами. Хотелось бы мне знать, сколько крепких сердец она уже разбила…»
— Эй, дружинник, что там у тебя?
Сетар, расположившись под одиноким буком, был занят своими походными записками и не заметил, как подошла та, о ком и были его последние строки.
— Ничего такого, что бы нас задержало, — бросил он.
Ярнея печально опустила глаза и сложила руки за спиной.
— Прости, я бываю грубой, — промолвила она поникшим голосом. — Но ты же знаешь, служивому человеку доверие дается непросто.
— Конечно знаю, забудь, — Сетар махнул рукой. — Только не заставляй меня смотреть на красавицу в грусти. Мужчина в таком положении чувствует себя виноватым и бессильным.
— Ладно, не буду, — она просияла и захлопала густыми ресницами, — если ты покажешь, что у тебя за книжечка.
— А это секрет, — ответил он, подняв брови, и быстро спрятал дневник. Ему отчего-то нравилось подогревать к себе интерес этой любопытной особы.
— Какие такие секреты? Секретничают лишь коварными планами или чем-то неприличным. Поэтому я все-таки взгляну, — дева клюнула на уловку и без спросу потянула руки к его сумке.
Когда Кителиа вернулась с охапкой горных ягод, взору ее предстала доселе невиданная картина: обычно спокойный и сдержанный друг не мог унять смех в борьбе с воительницей Бури, которая не оставляла упорных попыток добраться до его поклажи. Девушка рванулась было к нему на выручку, но передумала и, глубоко вздохнув, направилась к другим компаньонам — раздать угощение.
Здесь, в тени последних деревьев скалистого склона голову не пекло, а гуляющий ветерок приятно обдувал горной прохладой. Дышалось легко, и чувство свободы наполняло грудь. Путники, подгоняемые вперед Ланво, с большой неохотой снимались с места. Они вняли его уговорам и прибавили ходу, но когда солнце стало садиться, проводник внезапно бросил отряд и припустил галопом на своей тощей серой кобыле вверх по каменистой тропе.