Кэмерон вспомнил свой разговор с Изабеллой за завтраком, ее рассказ о том, что Эйнсли уехала на континент и вернулась год спустя, уже замужем, чем удивила Изабеллу.
Не было ни объявления о помолвке, ни даже простого письма. Просто Эйнсли Макбрайд вернулась как Эйнсли Дуглас. Интересно.
Нет, он не станет задавать ей вопросы сейчас. У всех есть свои мрачные секреты души. Единственный способ справиться с ними — забыть и жить дальше.
Кэмерон покрывал эти розовые линии легкими поцелуями, очерчивая их языком. Он получал удовольствие, облизывая ее кожу, вдыхая ее солоноватый запах. Найдя ее пупок, он проник туда языком, и Эйнсли тихо засмеялась.
— Это как-то нечестно, что раздета только я, — потянулась она к его расстегнутой рубашке. — Я хочу видеть тебя.
— Не надо. — Кэмерон мог упиваться видом ее роскошного тела всю ночь. Когда дело подойдет к кульминации, ему вовсе нет нужды обнажать свое покрытое шрамами тело. Он редко раздевался в присутствии женщин.
— Надо. Мне надо. — Эйнсли, восхитительная, обнаженная, эротичная, возлежала на подушках. — Я ничего не скрыла от тебя, мой Кэм.
«Мой Кэм. Черт возьми».
«Моя Эйнсли».
Ну что ж, в экипаже довольно темно, он может удовлетворить ее просьбу, но не до конца. Еще раз поцеловав ее живот, он выпрямился и снял рубашку.
Эйнсли затаила дыхание, слыша, как быстро колотится его сердце. Ее Маккензи. Большой и сильный, он просто восхитителен.
Его грудь она видела раньше только мельком, а теперь она увидела Кэмерона во всей красе. Крупный мужчина, слепленный из мышц, блестящая от выступившей испарины кожа. Он безупречен, если не считать тонкого шрама у правого плеча в области ключицы. Эйнсли пробежалась по шраму пальцами, потом потянулась вперед и поцеловала его.
— Эйнсли, в тебе есть огонь страсти, — прошептал Кэмерон. — Я хочу почувствовать его.
Эйнсли еще раз поцеловала шрам у ключицы, подняла голову и тихонько поцеловала шрам на его щеке.
Ответный поцелуй Кэмерона был требовательным, горячим и жадным. Сильные пальцы расстегнули пуговицы, на которые застегивались ее панталоны, и тонкий хлопок соскользнул вниз.
Эйнсли подумала, что сейчас он поднимет ее и мгновенно овладеет ею, но Кэмерон опять прижал ее к подушкам. Он раздвинул ей ноги и склонился над ее коленями.
Эйнсли задохнулась, когда его губы и язык коснулись самой интимной части ее тела. Она подняла ноги и, согнув их в коленях, поставила ступни на край сиденья. Эйнсли полностью открылась перед ним, но не испытывала стыда, только жар и страстное желание.
Экипаж накренился, но Кэмерона это не остановило. Эйнсли запустила руки в его волосы, когда его язык стал еще настойчивее. Кэмерон был нужен ей, она хотела его, а его язык творил с ней нечто невообразимое. Его рот был жарким, а язык — опытным и стремительным.
Эйнсли сгорала от желания, ее стоны заглушали обитые бархатом стены экипажа. Кэмерон не останавливался ни на секунду, и она уже не видела, не слышала и не дышала. Для нее существовали только губы Кэмерона, его язык, который с каждым движением все больше распалял ее желание, обжигая ее естество свои горячим дыханием.
— Кэм, пожалуйста!
Эйнсли не знала, о чем молила, она знала только, что хочет: пусть он будет рядом, вместе с ней, в ней. Всегда.
— Ты такая сладкая, Эйнсли, — поднял голову Кэмерон. — Разве никто не делал с тобой этого раньше?
В ответ Эйнсли только покачала головой — говорить она не могла.
— Все мужчины — глупцы. Проходить мимо, когда можно получить это. — Кэмерон провел пальцами по завиткам у нее между ног. — Ты такая нежная, Эйнсли, и уже готова принять меня в свое лоно.
Он сдвинул в сторону складки килта и, как оказалось, под ним ничего больше не было, только напряженная, потемневшая от прилива крови плоть.
Эйнсли улыбнулась и, несмотря на мешавшую ей ткань, обхватила ее рукой — какая она твердая, горячая, большая… Кэмерон — крупный мужчина, крупный во всех отношениях.
Он не сдержал стона, когда она сжала его плоть. Он начинал терять самообладание, но позволил себе наслаждаться, наслаждаться ее невыразимо сладостными ласками. А потом озноб дикого желания охватил его.
Он убрал ее руку и потянул с сиденья.
Когда его плоть коснулась ее влажного естества, Эйнсли, стремясь ему навстречу, вздрогнула от мучительного ожидания. Сейчас, вот сейчас, они сольются воедино, и она ощутит наконец то, что так давно мечтала пережить с этим мужчиной.
— Не так быстро, любовь моя, — прошептал Кэмерон. — Я не хочу причинить тебе боль.
— Я готова, — потрясла головой Эйнсли. Она не понимала, о чем говорит. Что такое забота, что такое боль? Она ждала этого шесть лет.
— Останови меня, если будет больно.
В его глазах читалось страдание, смешанное с желанием, и Эйнсли поняла, что ее ответ очень и очень важен для него.
— Обещаю, — кивнула она.
Кэмерон расслабился, заключил ее в жаркое кольцо объятий, встретился с ее взглядом и вошел в нее.
«Мне здесь комфортно. Мне комфортно внутри этой красивой женщины, которая похожа на мечту».
Глубже, еще глубже… «Эйнсли, ты нужна мне».
Кэмерон, который никогда не терял самообладания, теперь дышал прерывисто и хрипло. Эйнсли украла у него самообладание. Она оказалась такой тугой, чертовски тугой, а он вошел в нее так глубоко, что все мысли ускользнули у него из головы.
Он целовал ей шею, слушал ее хриплые стоны, покрывал поцелуями ее лицо. Эйнсли снова застонала, и он опять поцеловал ее шею. Он чувствовал, как она царапает ногтями ему спину, даже не осознавая этого.
— Эйнсли… — Произносить ее имя — сплошное удовольствие.
В тесном пространстве экипажа он не мог любить ее так, как ему хотелось, но их тела были плотно прижаты друг к другу, и это вызывало самые острые ощущения. Позже он уложит ее на пол в ее спальне и сможет полностью насладиться своей прекрасной Эйнсли. Эта мысль возбудила его еще сильнее.
Но и то, что происходило сейчас, было упоительно хорошо. Эйнсли касалась его лица, своими красивыми серыми глазами глубоко заглядывала в его глаза. Она была частью его, а он — частью ее.
Эйнсли растворилась в своей любви. Единственное, что она ощущала: то, что происходит с ней, прекрасно и правильно. Он очень нежно держал ее, но его тело обладало такой силой, что полностью подчинило ее своей власти.
Если бы шесть лет назад она знала, что это — такое счастье, она бы не стала ждать так долго.
— Я бы нашла тебя, — услышала свой голос Эйнсли. — Как дура гонялась бы за тобой по Лондону и умоляла сделать это.
— Какая развратная леди, — ухмыльнулся Кэмерон. — Я дам тебе все, что ты хочешь, все для тебя сделаю. Тебе нужно только попросить.
Она почувствовала, как его плоть вновь ожила в ее теле, и Эйнсли задохнулась от яркого и острого ощущения.
— Ты всегда будешь делать это со мной? — простонала она. — В любое время, когда я захочу? Если я поеду с тобой в Париж?
— Черт возьми, да! Снова и снова, каждую ночь. Я умею доставлять удовольствие, Эйнсли, и покажу тебе все, о чем ты только мечтала.
— Мне вполне достаточно того, что есть, — выдохнула она.
— Есть много-много другого, Эйнсли, любовь моя. — Он обхватил своими большими руками ее лицо, их дыхание слилось в единое целое. — Очень много. А сейчас, Господи, Эйнсли, ты прекрасна. Моя Эйнсли. Моя навсегда.
Кэмерон чувствовал, что скоро наступит разрядка, слишком скоро, черт побери, слишком скоро. Но внутренние мышцы ее тела плотно обхватывали его плоть, посылая ему импульсы удовольствия.
— Кэмерон, — прошептала Эйнсли. — Кэм, мне так хорошо… Что мне… — Слова пропали, ее накрыла волна неземного наслаждения, и, слыша ее приглушенные стоны, Кэмерон окончательно потерял самообладание. Он быстро опустил Эйнсли на сиденье и вышел из нее, несмотря на протестующее устремление своей плоти.
Эйнсли никак не могла восстановить дыхание. Она безвольно лежала на подушках, уцепившись за край сиденья, чтобы не соскользнуть на пол.
Кэмерон, тяжело дыша, замер на покрытом ковром полуэкипажа.
— Кэмерон, с тобой все в порядке?
Он поднял голову, его лицо озаряла широкая улыбка. Опираясь кулаками о сиденье, он навис над ней, закрывая ее своим телом.
— Все ли со мной в порядке? — с шотландским акцентом переспросил он. — Конечно, со мной все хорошо, девочка моя. Лучше, чем когда бы то ни было.
— Но ты… Твое семя… Ты не излил его в меня.
— Это чтобы ты не забеременела.
— Ах да. — Эйнсли не могла решить, благодарна она ему или разочарована. — Это было…
— Слишком быстро, все произошло слишком быстро, — еще шире заулыбался Кэмерон. — И я хочу еще. Хочу провести с тобой всю ночь, любовь моя.
— Кэмерон, дай мне сказать, — Эйнсли села и посмотрела в его темно-золотистые глаза, искрящиеся нежным теплом. — Я хотела сказать, что все было прекрасно.