Она это сказала так, как будто слова вырвались у нее случайно, а вообще-то она просто пила кофе.
— Но из меня получилась неудачная «шкатулка». Счастье, которое я приношу, — лишь подделка.
Она говорила безразличным тоном, но я ясно видела горечь в ее лице.
— Я вот думаю: что такое счастье? Это что-то, что зависит от твоих чувств? Если так, может ли кто-то, нечаянно уничтоживший всю свою семью, заполучить счастье, просто изменив свое сердце?
Я подумала, что она говорит обо мне. Но, вполне возможно, это не так.
— …Думаю, это невозможно. И я з д е с ь, п о т о м у ч т о д у м а ю т а к.
Она, должно быть, говорит о себе.
— Я не знаю в точности, что у тебя произошло. Но вряд ли ты сможешь стать счастливой, всего лишь изменив свои чувства. Ты ведь тоже так думаешь, да?
Именно. Ад ждет меня, куда бы я ни пошла.
— Ты хотела, чтобы я «спасла» тебя, верно?
Этот вопрос она задала, уже опустошив свою чашку.
— Я м о г у в ы п о л н и т ь т в о е «ж е л а н и е», если только ты не возражаешь против того, что оно будет с изъяном.
Нормальный человек решил бы, что это открытая ложь. Но Мария Отонаси была сама серьезность.
И этого было более чем достаточно, даже оставляя в стороне вопрос, верить или нет.
— …Правда?
Этого было более чем достаточно, чтобы заставить меня раскрыть рот.
— Да. Если все твои дороги ведут в ад, я дам тебе еще одну. Может быть, это лишь иллюзия, но в твоем случае у тебя нет выбора, верно?
Если бы она хотела зародить во мне надежду, чтобы заставить меня действовать, она бы так не говорила.
— Но тебе-то нормально, что ты используешь такую нереальную силу, Мария-сан?.. Разве тебе не придется заплатить что-то за эту силу, как в манге?
Мария Отонаси молчала.
— Значит, правда есть какой-то подвох?
— …Тебе волноваться не о чем.
— После таких слов я еще сильнее волнуюсь!
Она вздохнула и произнесла:
— Я теряю часть памяти.
— Э?..
— Пользуясь «Ущербным блаженством», я до какой-то степени забываю того, кто загадал желание, и всех, кто с ним связан. Фактически, я почти ничего не помню. Я не помню ни семью, ни друзей. Я только помню, что пожелала этого по собственной воле.
— Какого?..
Это чересчур жестоко.
— …Но это значит, что ты забудешь про Кадзуки Хосино, когда применишь свою «шкатулку» на меня?..
Она ничего не ответила.
Наверняка — потому что я была права.
— …Не понимаю! Зачем тебе заходить так далеко всего лишь ради меня? Ты даже готова потерять воспоминания о дорогом тебе человеке, зачем?..
— Это мое дело. Как я уже сказала, тебе волноваться не о чем.
— Ни за ч-…
— Ты такая же, как я, — перебила она. — Я не хочу, чтобы ты была несчастна. Я не смогу это принять. Ты думаешь, я вообще стала бы «шкатулкой», если бы не обращала внимания на такие вещи?
И вот ради этого она готова пожертвовать драгоценными воспоминаниями?
Просто безумие какое-то. Безумие, но…
Именно поэтому она смогла стать таким совершенным созданием.
Если таким способом я смогу избежать ада и если она этого хочет — я должна принять ее предложение.
— Одолжи мне телефон, пожалуйста.
Мария Отонаси кивнула и протянула мне мобильник Кадзуки Хосино.
Я заметила, что в списке исходящих вызовов был мой номер. Думаю, они пытались связаться со мной по этому номеру.
Но этого недостаточно, чтобы связаться с ней.
Я тоже пыталась достать ее по этому номеру, но она не брала трубку. И сама она не с моего номера мне звонила.
А с номера Юхэя Исихары.
Я набрала номер. Несколько секунд спустя…
— Алло?
…Рико Асами взяла трубку.
5 мая (вторник) 21:42
Когда я заполнил табличку, которую мне дал Миядзава-кун 2 мая, у меня получилось вот что.
Три оставшиеся ячейки — «10–11», «21–22» и «22–23» — это время, которое принадлежит [Кадзуки Хосино] сегодня. Если я сегодня не остановлю «Неделю в трясине», количество блоков [Кадзуки Хосино] сократится до нуля.
Сейчас 21:43. Иными словами, до 23:00 у [Кадзуки Хосино] остался один час и семнадцать минут.
За это время мы должны сделать все, что в наших силах.
Все приготовления завершены.
[Рико Асами] связалась с «Асами-сан». «Асами-сан» приняла наше предложение о встрече и назначила место и время.
И вот Рико Асами перед нами.
Местом, которое предложила «Асами-сан», была наша школа. Там есть, конечно, сигнализация, но она не срабатывает при перелезании через забор.
Из-за Золотой недели школа была пуста.
Лишь она стояла посреди пустынного школьного двора.
— Как вы думаете, почему я решила встретиться с вами?
Как и ожидалось, этот шепот был совершенно не похож на ее обычный стиль общения.
— Я ведь знаю цель Марии-сан. Вы пришли, чтобы не дать мне покончить с собой и украсть мою «шкатулку», да? Но, хоть это и неудобно мне, я согласилась с вами встретиться. Знаете, почему?
Асами-сан, казалось, не могла сфокусировать зрение на чем-либо.
— Я хотела еще раз увидеться с тобой, последний раз. Я хотела увидеть человека, которым восхищалась; человека, который добился того, чего не смогла добиться я: создать совершенную себя.
— Ты ошибаешься, — решительным голосом перебила ее Мария. — Ты хочешь, чтобы я остановила тебя, не дала совершить такую глупость, как отбросить собственную жизнь.
Рико Асами выслушала Марию молча.
Потом уголки ее губ чуть приподнялись.
— Боюсь, эти избитые фразы на меня не действуют. Какая жалость… Я не хотела, чтобы ты говорила такие болезненные вещи.
— Пфф, ну и зачем ты тогда с нами встретилась? Думаешь, я не вижу, что тебе страшно умирать?
— Скорее, ты моя страховка.
— …Страховка?
— Когда я заметила, что боюсь самоубийства, я подумала, что ты убьешь меня.
Рико Асами говорила совершенно безразличным тоном.
— …
Почему? Почему этот разговор — так меня б е с и т?
Я должен испытывать совсем другие чувства. Тревогу, страх, сочувствие — это было бы куда естественнее. А я ощущаю раздражение — почему?
Я думал и думал — и понял.
…О нет, не может…
— Асами-сан.
Я, видимо, понял это, сам того не осознавая. Что ж, ничего удивительного, что я раздосадован! Этот п у с т о й т р е п абсолютно бессмыслен, не так ли?
— Ты встречалась с Миядзавой-куном во время «Недели в трясине», да?
Асами-сан медленно кивнула в ответ на мой внезапный вопрос.
— Пытаясь заставить нас поверить, что остановить «Неделю в трясине» невозможно, Миядзава-кун солгал нам, что «владелец» мертв. Он хотел заставить меня сдаться, чтобы «Неделя в трясине» спокойно сработала до конца.
— …И?
Асами-сан пригласила меня продолжить; я кивнул.
— Наверняка Миядзава-кун был уверен, что мы не сможем тебя найти. Но ты жива. Тогда откуда у него эта уверенность?
Асами-сан, лишь мгновение поколебавшись, ответила:
— …Потому что я пообещала ему, что спрячусь, когда встретилась с ним. Поэтому брат…
— Почему?
Я оборвал ее и спросил.
– Е с л и т ы г о т о в а п о к о н ч и т ь с с о б о й, ч т о б ы о с т а н о в и т ь «Н е д е л ю в т р я с и н е», — п о ч е м у т ы с г о в а р и в а е ш ь с я с М и я д з а в о й — к у н о м, к о т о р ы й п о м о г а е т [Р и к о А с а м и], к о т о р а я ж е л а е т, ч т о б ы «ш к а т у л к а» с р а б о т а л а?
Она хранила молчание.
— Тебе не кажется, что тут некоторое противоречие?
— …Тебе не понять моего конфликта, Кадзуки Хосино.
Я этого больше не выдержу. Я не выдержу больше этой ненависти.
— Это отвратительно! Оставь уже этот дурацкий стиль разговора!
— …Так я говорила изначально. Ты об этом, думаю, не знаешь, но со средней школы…
— Может, прекратишь наконец клоунаду? Ты ведь все равно не хочешь прятаться, раз уж решил вновь перед нами объявиться? Поэтому
оставь этот тон, «0»!
Мария распахнула глаза и уставилась на Асами-сан — нет, на «0».
С лица Асами-сан исчезло всякое выражение. Ничего от Рико Асами не осталось в этом нечеловеческом лице.
— Ты уже 30 апреля начал это гримасничанье, верно? Твой вкус не просто плох, он ужасен! Если подумать, Асами-сан только мне тогда странной казалась. Харуаки забыл, что она странная, уже наследующий день. Это из-за того, что все, кроме «владельца», не могут тебя запомнить, правильно? Ты ведь заходил к нам в класс вовсе не потому, что там был Миядзава-кун, верно?