Длинные волосы, почти как у тебя, да и цвет похожий, браслет у нее еще на руке, деревянный такой, наборный, вроде того, что у тебя есть, цепочка на щиколотке…
— Что еще за цепочка? — удивилась я.
— Обыкновенная, золотая, — пояснила Маринка.
— Это что-то означает? — спросила я, роясь в памяти. — Она из этих, из хиппи, что ли?
— Какие хиппи! — раздраженно выкрикнула Маринка. — Такие цепочки вообще-то носят лесбиянки…
Тут-то я и вытаращилась на нее. Когда до Маринки дошел смысл ее собственных слов, она с тем же ошарашенным выражением посмотрела на меня.
— Не может быть, — наконец выдавила из себя Маринка, — они же женаты. Нет, скорее всего хиппари…
— Стоп! — я предприняла еще одну попытку навести порядок в мыслях. — Пошли обратно и все разложим по полочкам.
Мы вернулись в комнату.
— Значит, так, давай я попробую все кратко повторить. Проверим, правильно ли я поняла. — Я положила полностью докуренную сигарету в пепельницу, взяла следующую и, не прикуривая ее, а действуя как бы указкой, начала перечислять:
— Ты подошла ровно в шесть, как тебе и было передано в той записке, которую продиктовал твой Ромео.
— Сволочь, — кивнув, подтвердила Маринка.
— Пока не важно, — махнула я на нее «указкой», — ты позвонила. Значит, отпечатки остались на кнопке звонка.
— Верно, — сказала Маринка.
— Не мешай, дай сосредоточиться! Затем ты открыла дверь. Оставила отпечатки пальцев на ручке. Вошла и, наверно, что-то крикнула. Ну вроде: ку-ку, мой птенчик, твоя бабочка прилетела…
— Тебе легко ехидничать! — обиженно проворчала Маринка, взяла за горлышко бутылку водки, сняла стаканчик и налила в него немного. — А я тут водку глотаю! Как ее только мужики пьют?!
— Не знаю! — опять отмахнулась я. — Ты говоришь, что горло у Инги было перерезано, да?
— Верно, — согласилась Маринка, сморщилась и выпила. — Там прямо, как второй рот был раскрытый… — добавила она упавшим голосом и уже, не сдерживаясь, тихо завыла, уронив лицо в ладони.
Я посмотрела на нее чуть ли не с озлоблением. Потом вытерла пальцами проступившую испарину у себя на верхней губе и, приняв решение, встала и пошла в коридор к телефону. Не помня наизусть номер, я полистала лежащий рядом с телефоном на полочке блокнот и, держа его открытым на нужной странице, начала нажимать кнопки.
— Оля, подожди! — закричала мне из комнаты Маринка. Она тоже выбежала в коридор и дрожащими руками попыталась вырвать телефонную трубку из моих рук.
— Ты к-куда звонишь?! — заикаясь, бормотала она, плохо соображая, что делает. Ей сейчас было просто страшно.
— Да успокойся ты! — крикнула я, немного испугавшись ее вида: глаза вытаращены, вены на шее вздуты. Фильм ужасов… — Я звоню Виктору! Кому же еще я могу звонить?! — с расстановкой произнесла я.
— Какому Виктору? — переспросила Маринка, ослабив напор и совершенно непонимающе вытаращившись на меня.
— Нашему Виктору, какому же еще? Или ты уже совсем забыла обо всех, кроме Миши?
— А зачем Виктору? Почему Виктору? Что ты хочешь ему сказать?
— Пусть он тебя сегодня же отвезет в деревню к твоей тете, вот зачем, — ответила я, отобрав наконец трубку и слегка повернувшись спиной к Маринке, чтобы лишить ее возможности опять покуситься на нее.
Виктор был нашим редакционным фотографом, бывшим афганцем и бывшим спецназовцем. Виктор был самым молчаливым и самым надежным парнем в мире. Когда-то они с Маринкой были вместе, но потом почему-то все испортилось и сто раз переменилось. Причем что интересно: Виктор как молчал обо всем на свете, так же промолчал и о причинах разрыва. Маринка же, умудряясь в одном разговоре затронуть бездну тем и загрузить слушателя до предела своими проблемами, говорить об отношениях с Виктором упорно не желала. Что у них там произошло — оказалось для меня тайной, сокрытой всеми возможными печатями.